Ложная историческая память как оружие
Историческая память в разных странах постоянно вытворяет самые поразительные фокусы. Известно, что режим Пол Пота (1975-79 гг.) – один из самых изуверских в истории человечества, унесший жизни 1/3 камбоджийцев, воспринимается многими сегодняшними кхмерами как «более человечный и более продуктивный», чем нынешний – при котором страна развивается, отсутствует террор и никто не умирает от голода. В нынешней Португалии лидерство в исторических симпатиях населения делят два персонажа: многолетний диктатор Антониу ди Салазар (правил в 1926-28 гг.), и… покойный лидер коммунистов Алваро Куньял. Второй из них Португалией никогда не управлял, находясь то в тюрьмах, то в оппозиции, и обещал согражданам «рай» сталинского типа. Что ж, португальцев миновали ужасы «реального социализма», они могут верить сказкам о колхозном и ГУЛАГовском «счастье», хотя все же удивительно, что цивилизованные европейцы, христиане, в своих чистых домиках с цветниками грезят о комиссарах в кожаных тужурках и с наганами. Но Салазара, во-первых, помнит старшее поколение (он умер в 1970 г.), а во-вторых, сохранилось колоссальное количество культурных, архитектурных, исторических и прочих свидетельств того канувшего в Лету режима, так что, в отличие от неведомого португальцам куньяловского сталинизма, салазаризм им известен прекрасно. С его последовательной борьбой против социально-экономического прогресса, с доходом на душу населения в 700 долл. в год (втрое ниже, чем в Венесуэле и Иране того времени), с конскими плугами вместо трактора и осликами вместо автомашин. Нет, Салазар не был извергом вроде Пол Пота, он не терзал и не убивал сограждан, но он железной рукой, вполне сознательно держал Португалию в средневековье, чтобы оградить ее от зловредных влияний – масонства, разврата, неуважения к церкви. Вдобавок он вел бесконечную войну с бунтующими неграми в колониях, которую он никак не мог ни выиграть, ни прекратить. Неужели современные молодые португальцы желали бы надеть мешковатое хаки, взять в руки старый «маузер» и месить красную жижу где-нибудь в Анголе, подставляясь под пули? А португальские девушки жаждут носить черную одежду, полностью закрывающую тело, и мантилью, скрывающую лицо, и рисковать быть облитыми помоями, выйдя из дома в джинсах (за мини-юбки или шорты можно было оказаться в полицейском участке)?
Антониу ди Салазар (слева). Фото: 1950 г.
Ностальгия португальцев к Салазару – это ложная память в виде фантастических конфабуляций (заполнений пробелов в памяти) и псевдореминисценций (иллюзий памяти). А их «любовь» к товарищу Куньялу – это другая разновидность ложной памяти – фантазмы (придуманные или воображаемые события). Когда во время анархистского бунта в Афинах молодые греческие леваки на слова корреспондента «Комсомольской правды» Дарьи Асламовой о том, что советская власть и социализм ничего хорошего России не принесли, горячо возражали «Вы сами не понимаете, как вы были счастливы!» – это тоже финтазм в чистейшем виде. А когда немцы, жившие до 1990 г. в ГДР, «вспоминают», как расчудесно они себя чувствовали в «первом государстве рабочих и крестьян на немецкой земле» (официальное самоопределение ГДР) – это опять конфабуляции и псевдореминисценции. Из памяти этих людей вытеснены стрельба по пытающимся бежать за границу, десятилетние очереди за пластмассовыми «трабантами», отопление углем в городских многоэтажках и так и не отремонтированные до 1990 г. стены берлинских домов с выбоинами от пуль и осколков 1945 г.
Девушки из Западной Германии разговаривают с дедом и бабкой из Восточной, рядом с первым вариантом Берлинской стены
Поклонение тиранам-извергам – крайнее, но очень частое проявление ложной памяти. В Доминиканской Республике теперь вновь обожают Трухильо, развлекавшегося изнасилованиями жен и дочерей министров, генералов, бизнесменов и вообще известных личностей. В Никарагуа голосуют за марксиста Ортегу, но все более открыто славят убитого по его приказу Сомосу, который, как справедливо заметил Рузвельт, был «сукиным сыном». В Парагвае обожают Стресснера, при правлении которого четверть населения, чтобы не умереть от голода, сбежала в Аргентину, где батрачила за миску похлебки.
Два диктатора. Парагвайский президент Альфредо Стресснер (слева) прибыл с визитом в Чили год спустя после путча
Ложная память нередко становится не просто самостоятельной основой для политических течений, но и орудием политической борьбы. Ведь нужно так немного – воздействовать на те фрагменты памяти, которые могут быть выстроены в систему, и игнорировать, замалчивать (или осмеивать) противоречащие им воспоминания. Например, достаточно постоянно напоминать португальцам, что при Салазаре была низкая преступность, не было арабских и бразильских гетто в Лиссабоне и Порту, девушки не осмеливались курить на улицах, а уж о наркотиках, порнографии или, не дай Бог, открытом гомосексуализме никто и помыслить не мог. А вот о нищете, отсутствии свободы и о неразвитости – либо не напоминать, либо высмеивать это как выдумки «врагов Португалии».
«Итак, мы введены в тему: без «подсказки» мы вспомнить не можем. Призыв, «пожалуйста, вспомните!», как бы бессмысленно он ни прозвучал, выявляет главное. Нашей памяти, чтобы она была активирована, требуются установки, целеуказание. Некто или нечто должны дать ей понять, о чем нужно вспомнить. Чтобы мы могли вспоминать, требуется такое конкретное, целенаправленное обращение. Это самое «о чем?» дает начало операциям с памятью на уровне нейронов и в то же время ограничивает наличный на данный момент горизонт памяти, ее рабочий потенциал в этом случае. Такое «о чем?» требует соответствующих ощущений – зрения, слуха, чувства и т.п. Эти способности также управляются памятью, начиная с колыбели, они отрабатываются, кодируются и ограничивают соответственно потенциалу накопленного опыта наше восприятие. Мы видим, слышим и чувствуем вместе с памятью.
Но это еще не все. Каждое обращение ситуативно обусловлено в двойном смысле, оно зависит от наличных обстоятельств «обращающегося» и сталкивается с обстоятельствами, в которых находится тот, к кому обратились. Мы вспоминаем только при ситуативных, внешних или психических предпосылках, зачастую ограниченные блокировками, которые обусловлены бессознательными оговорками, и при помощи находящегося в нашем распоряжении языка или другой знаковой системы. Окружение и собственное восприятие манипулируют восприятием и памятью. Фактический результат на самом деле очень фрагментарен, размыт, как правило, в крайне высокой степени субъективен и, в общем и целом, неточен. Мое воспоминание никогда не является твоим воспоминанием, даже если мы вспоминаем об одном и том же событии.
Безусловно, имеют место и ложь, заведомое умолчание, сознательная манипуляция переданным, в том числе тяга к выдумкам. (…)
Итак, любая историческая традиция основана на воспоминаниях, определяется ситуацией и зависит от интерпретаций. Индивидуальная автобиографическая память (например, память историков), коллективная память (к примеру, интерпретативного сообщества, к которому они обращаются) и культурная память (например, специфическая традиция историографии в обществе) соединяются при этом воедино. Сознательные или бессознательные установки интерпретации и эмоции, посторонние влияния, сверхстимуляция, предубеждения затемняют память. Они управляют и манипулируют вниманием, а тем самым — восприятием и воспоминаниями. В общем, они обеспечивают в значительной степени бессознательный отбор данных для традиции и тем самым ведут к бессознательной манипуляции. Даже особо важные данные уязвимы для искажений. Результаты зависят от условий кодирования в мозгу и смешивания вспоминающего субъекта с чужим опытом и воспоминаниями. (…)
К воспоминанию присоединяется забвение. Ни память, ни забывание не создают стабильных условий. Забытое сегодня может снова стать актуальным завтра, а актуальное сегодня - забытым завтра. Эта игра тянется некоторое время. В старости могут всплывать в памяти сцены из детства и юности, о которых человек не думал в течение всей жизни. Все мы знаем часто создающий неловкие моменты феномен, когда мы не можем вспомнить имя встреченного нами человека. А потом, когда уже поздно, приходит просветление. Ах да, точно, это же был… Заблокированное имя при помощи какого-нибудь обращения всплывает снова. В области исторической традиции могут происходить схожие вещи. Если зафиксированное свидетельство останется неоткорректированным, оно первоначально заведет даже самого опытного историка на ложный путь. (…)
Особенно много проблем доставляют коммуникативные процессы воспоминания, которые попадают в культурную память, – то есть увековечены в исторических учебниках как сведения о реально происшедшем. Ибо для культурной памяти не играет роли, насколько истинно воспоминание фактически, соответствует ли оно обстоятельствам в прошлом или нет. Даже притом, что ради ее «правды» зачастую воздвигаются баррикады и прибегают к оружию. Тогда воздействие культурной памяти может быть почти смертоносным. Современность иллюстрирует это многочисленными примерами» (Йоханнес Фрид Память и историческая наука, gefter.ru/archive/19510).
Ярчайший пример использования ложной памяти в качестве политического инструмента – Китай, где вновь пышным цветом расцвел культ Мао Цзэдуна. Почти 40 лет (1978-2012 гг.) – а это были годы стремительного развития – Мао считался и национальным гением, и великим злодеем одновременно: официальная идеология утверждала, что у него было 70% успехов и 30% ошибок. В СМИ можно было открыто обвинять его в преступлениях и зверствах. Но после 2012 г. все закончилось: Мао – вновь Великий Кормчий, ему поклоняются, как Богу, а за любое нехорошее слово в его адрес можно в лучшем случае вылететь с работы или из вуза (с непременным публичным покаянием – как в годы «Культурной революции»).
Десять тысяч лет процветания КПК и КНР! Плакат 1970-х
Процесс нового взлета Великого кормчего начался с обострения борьбы внутри Коммунистической партии Китая в первые годы XXI века. Тогда в Китае появилось не имеющее четкой структуры общественное течение, условно называемое неомаоистами.
«…Недавнее падение Бо Силая открыло миру происходящую сейчас фундаментальную идеологическую битву между реформаторами и неомаоистами за будущее Китая. Бо, известный своим движением «Петь по красному» - кампанией за коммунистическую культуру и «ударить по тьме» - кампанией по борьбе с преступностью в городе Чунцин, рассматривается в качестве лидера неомаоистского возрождения. Многие из наблюдавших за судом над Бо заметили у него немалое сходство с Мао как в риторике, так и в содержании речей. (…)
Бо Силай в суде. Фото: 2013 г.
Наблюдая значительное экономическое неравенство, разгул коррупции и шокирующие социальные изменения, многие китайцы вспоминают о Мао как о последнем лидере, который поддерживал массы. По сравнению с сегодняшними функционерами КПК, несущими на себе одновременно печати безликости и коварства, огненная риторика Мао пользуется популярностью. (…)
В то время как неомаоисты призывают сплотиться вокруг образа Председателя, их оппоненты как никогда ревностно подчеркивают другое. Китайские либералы часто ссылаются на злоупотребления властью, связанные с культом личности Мао, и не согласны с его характеристикой как борца с коррупцией. Текущие лидеры КПК идут по тонкой грани: они должны поддерживать репутацию Мао как основателя и относиться к нему с должным уважением, дабы сохранить легитимность своего правления. Председатель КНР Си Цзиньпин, например, выступил в начале этого года с речью о Мао, вызвавшей широкий резонанс в СМИ. В ней он подчеркнул, что отрицать Мао – значит отрицать историю, руководство КПК и всю социалистическую систему. Си также упомянул Мао в связи с нынешней борьбой против коррупции, особенно заострив внимание на недавно начатой кампании по упорядочению дел в партии. Но в то же время правительство уделяет пристальное внимание активности неомаоистов, строго контролируя размах мероприятий памяти Мао и даже закрывая пропагандистские сайты и задерживая известных активистов. Правительство клянется в верности политическому наследию Мао на словах, позволяя себе на практике выражать свой антимаоизм всеми возможными способами. В сегодняшнем Китае вы столкнетесь с цензурой скорее имея маоистские взгляды, чем антимаоистские.
Председатель КНР Си Цзиньпин
Неомаоисты активны на Weibo и собрали там немалое количество последователей. Люди все более огорчены текущей ситуацией в Китае, и вполне вероятно, что неомаоистские идеи продолжат набирать популярность, несмотря на то, что самый популярный их защитник был удален с политической сцены.
Происходит это потому, что неомаоизм не сводится к культу личности, но отражает многие чувства сегодняшнего китайского общества: бесправие, неустроенность, разочарование в капитализме, гнев. (…)
Недавние разговоры президента Си об упорядочении дел в партии могут стать началом более тонкой стратегии манипуляции, отличной от простого затыкания рта маоистам. Также важно выяснить, как либералы и маоисты будут взаимодействовать друг с другом теперь, после приговора Бо. Видно уже, однако, что текущая политика изживает себя, настроения в сети подрывают популярный рассказ о неизбежной политической реформе» [этот текст, написанный в 2014 г., через два года окончательно устарел – прим. авт.] (Неомаоизм в Китае, интернет-журнал «Рабкор», 27.01.2014).
Бо Силай – китайский политик, претендовавший на лидерство в партии и стране. Он занимал министерские и губернаторские посты, а в 2007-2012 гг. возглавлял горком партии в городе Чунцине – одном из крупнейших и богатейших в Китае. Подростком он побывал хунвейбином и известен тем, что, критикуя отца – одного из «восьми бессмертных» (основателей и многолетних вождей партии) - жестоко его избил, сломав ему три ребра. На посту главы Чунцина Бо завоевал популярность широкомасштабной борьбой с коррупцией и массовыми социальными программами – это получило название «Чунцинской модели», которую неомаоисты считали воплощением своей политико-экономической программы. Бо воспевал «Культурную революцию» Мао и наследие хунвейбинов, что в партийных кругах и в Китае в целом тогда было непопулярно и даже неприлично.
Получив массовую поддержку со стороны самых бедных групп населения, начиная с престарелых хунвейбинов наподобие его самого, и заканчивая безработной молодежью, Бо не скрывал своих политических амбиций. Однако его звезда в 2010 г. внезапно начала клониться к закату: его «правая рука», вице-мэр Чунцина Ван Лицзюнь был обвинен в организации прослушки телефонных разговоров ни больше, ни меньше как самого председателя КНР Ху Цзиньтао! Почувствовав слежку, он попытался получить убежище в генконсульстве США, но получил отказ и был арестован. Но это было только начало: в 2011 г. жена Бо Гу Кайлай оказалась арестованной по обвинению в убийстве британского бизнесмена Нила Хейвуда – он был отравлен цианидом. Следствие выяснило, что причиной убийства стал конфликт коммерческих интересов сына Гу Бо Гуагуа. В марте 2012 г. Бо лишился всех постов в партии и административных органах, арестован и в 2013 г. приговорен к пожизненному заключению по обвинениям в коррупции, превышении служебных полномочий, причастности к убийству, неподобающих отношениях с женщинами и т.д. Его жена за убийство получила смертный приговор с отсрочкой исполнения.
Бо Силай с супругой Гу Кайлай
Процессы Бо Силая и его супруги стали самыми громкими после дела «банды четырех» в 1976 г. («Банда четырех» – группа высших руководителей КПК, наиболее приближенных к Мао Цзэдуну (Цзян Цин – его последняя жена, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань и Ван Хунвэнь). Члены «банды» были арестованы вскоре после похорон Мао и обвинены в совершении ряда государственных преступлений. «Банда четырёх» была объявлена виновной в ужасах «культурной революции». Ее разгром привел к власти нового лидера КПК Хуа Гофэна и долгое время находившегося в опале Дэн Сяопина, прекративших левацкие эксперименты и начавших масштабные экономические реформы).
«Банда четырёх» на суде. Фото: 1981 г.
Сторонники Бо утверждают, что он стал жертвой победивших коррупционеров, пришедших к власти в лице Си Цзиньпина, Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао (в западной прессе появились материалы об их колоссальных состояниях), но суть дела не в этом. Гораздо интереснее то, что Бо Силай, будучи лидером неомаоистов, т.е. поборников социального равенства, сам был крупнейшим бизнесменом, и его ближайшее окружение, ратовавшее за «партийную скромность» и апеллировавшее к трудящимся и выступавшее за социальную справедливость, состояло из людей не просто состоятельных, а невероятно богатых! То есть в роли ультралевых «социальных революционеров» в Китае XXI века выступали миллиардеры – подобного казуса, похоже, мировая история не знала. И самое интересное, что «униженные и оскорбленные» шли за толстосумами – и шли бы дальше, если бы это шествие не прервали правоохранительные органы.
Эти настроения постепенно стали в Китае доминирующими. Си Цзиньпин, разгромив Бо Силая (показательно, что его и его сторонников назвали «новой бандой четырех»), вовсе не начал искоренять неомаоизм, а взял его на вооружение, превратив в официальную идеологию партии и государства. Культ Мао и воспевание успехов и достижений во времена правления Великого кормчего (а важнейшими их составными частями были страшный голод, убийства и тотальная нищета) понадобились товарищу Си для ведения собственной политической кампании – борьбы с коррупцией. И для того, чтобы она воспринималась в русле преемственности по отношению к «светлым временам Мао», он использует ложную память китайцев. «…Си Цзиньпин начал борьбу с коррупцией, направленную прежде всего против окружения Цзян Цзэминя. С 2013 г. в Китае за взятки арестовали более сотни высших государственных деятелей, в том числе одного члена Постоянного комитета Политбюро – в прошлом люди такого ранга считались неприкасаемыми. Всего по стране за этот период по аналогичным обвинениям взяли под стражу около ста тысяч чиновников и бизнесменов. Идущая антикоррупционная кампания сильно напоминает «культурную революцию»…» (А. Панцов Второе пришествие Мао, lenta.ru/articles/2016/01/04/mao/).
При этом, по крайней мере на поверхностный взгляд, антикоррупционная кампания председателя Си напоминает «культурную революцию» председателя Мао только внешне. Мао начал «культурную революцию» под лозунгами «противодействия реставрации капитализма» и «борьбы с внутренним и внешним ревизионизмом», но на деле он предпринял попытку уничтожения партийных деятелей, старавшихся ограничить его власть над Китаем. Или, может быть, целью кампании Си тоже является ликвидация оппонентов его группировки, и для этого используется антикоррупционная риторика? Но психологическое сходство двух кампаний налицо: в сознании обычных граждан жертвами и той, и другой кампаний становятся лишь высокопоставленные «товарищи», а проводятся они в интересах «простого народа».
«Китайский парламент дополнил Гражданский кодекс статьей о наказании граждан за распространение сведений, «порочащих героев и мучеников» революции Мао Цзэдуна, а также «искажения истории партийных подвигов», сообщает Reuters.
«Оскорбление имени, образа, репутации или чести героев и мучеников идет во вред общественным интересам и должно наказываться в рамках гражданского кодекса»,– говорится в новой статье, которая должна вступить в силу вместе с Гражданским кодексом к 2020 г.
По заявлению членов парламента, новый закон поможет китайским властям бороться с фактами «исторической фальсификации». «Сегодня некоторые используют искаженные факты и клевету со злым умыслом опорочить честь и репутацию героев и мучеников… что очень плохо отражается на состоянии общества и нуждается в принятии ответных мер», –говорится в заявлении комитета по законодательству китайского парламента, распространенном 12 марта агентством Синьхуа.
Китайского чиновника из провинции Хэбэй уволили с работы за то, что в социальной сети Sina Weibo он назвал экс-председателя КНР Мао Цзэдуна дьяволом, сообщает Reuters.
При этом историки, «принижающие роль партии и ее героев», называются «историческими нигилистами». Под этот термин также попадают критики марксизма и социализма или истории компартии. Нападками на наследие Мао Цзэдуна коммунисты считают аналитические статьи о голодоморе 1958-1962 гг. или ужасах «культурной революции» 1960-1970-х гг.» (В Китае введут наказание за оскорбление героев революции Мао Цзэдуна, сайт «Великая Эпоха», 13.03.2017).
Голодающие во время китайского голодомора 1958-1962 гг.
Ностальгия значительного числа китайцев по «культурной революции», хунвейбинам и «справедливости» времен Мао наблюдателям со стороны кажется поразительной: «культурная революция» происходила в 1966-76 гг., т.е. живы и дееспособны многие миллионы людей, которые отлично помнят эти события – они были их участниками и жертвами (вторых, между прочим, несравненно больше, чем первых). Миллионы убитых, мучения, голод, хаос, кровавые столкновения на улицах, людоедство в Южном Китае – все это удивительным образом стирается в памяти людей, вытесняясь какими-то смутными образами чего-то светлого, которое не в состоянии ни понять, ни объяснить сами сторонники неомаоизма. А ужасающая нищета, в которой жил Китай (еще тридцать лет назад миллионы крестьян имели маленькую горсточку риса в качестве дневной порции еды и листья вместо одежды), начала отступать вообще в 1980-е гг., причем очень медленно: более или менее благополучно китайцы зажили только в последнее десятилетие. А теперь эти же самые люди, обсуждающие между собой, сидя в ресторанах, особенности своих квартир и автомобилей, «вспоминают», как здорово жилось в те годы!
Си Цзиньпин весьма эффективен в своих действиях, в том числе и на идеологическом фронте. Вот только понимает ли он, какого опасного джинна он выпускает из бутылки, играя по болезненных психических состояниях? Ведь новая «культурная революция» может покончить не только с поступательным социально-экономическим развитием страны, но и с самим председателем Си, и вообще спровоцировать катастрофу, последствия которой в ядерной державе, напичканной сложными и опасными производствами, представить себе страшно.
Если обратиться к российским реалиям, мы увидим ровно то же самое. Самая привычная картина: несколько не очень уже молодых, но отлично помнящих СССР людей ругательски ругают «либерастов» и «пиндосов», «разваливших великую страну», и сыплют суконными штампами о былой социальной справедливости, энтузиазме, героизме, экономических достижениях, великой науке, прекрасных образовании и медицине. Все они уже после крушения благословенного «совка» купили отличные квартиры и дачи-коттеджи, устали греться у теплых морей, утомились глазеть на красоты Франции и Италии, сменили по нескольку иномарок, оплатили детям учебу стоимостью не в одну тысячу долларов и вставили голливудские зубы. Но для них «великая советская эпоха» – это счастливое время молодости, здоровья и надежд. И вспоминается она в точном соответствии с законами ложной памяти.
Как они в детстве гоняли мяч на пустыре в родных Магнитогорсках или Кансках – помнят («тогда все дети занимались спортом»!); а как бегали зимой в дощатый сортир перед домом, в -40° – не помнят.
Как с шутками и прибаутками проходили ежегодную диспансеризацию («тогда государство заботилось о здоровье граждан!») – помнят; а о том, как падали в обморок от боли, когда врач сверлил зубы чудовищным аппаратом, как будто вынырнувшим из 1930-х гг. – не помнят.
Как бодро вышагивали в рядах майских и ноябрьских демонстрантов («тогда были общие ценности!») – помнят; а как блевали в канаве, упившись ядовитым портвейном после их окончания – начисто забыли.
Как радовались, купив новые джинсы («все тогда было, это теперь врут про пустые прилавки!») – помнят; а про то, что они стоили больше средней зарплаты и покупались на «черном рынке» – не помнят.
Как готовились к защите Родины в Советской Армии («каждый мужчина обязан пройти эту суровую школу!») – помнят; но что за время армейской службы держали в руках оружие только на принятии присяги, а в основном драили сортиры и чистили картошку – не помнят. И, конечно, начисто забыли о побоях и издевательствах «дедов», о постоянной матерщине офицеров, о вечном голоде, а зимой – еще и холоде. И о том, как после дембеля почти поголовно возвращались домой с язвой желудка, часто – с гепатитом или еще какой-то заразой.
Как с замиранием сердца впервые садились за руль первого собственного автомобиля «запорожец» («да чего там – машину при совке каждый мог купить – подзанял, подработал – и готово!»); а как, выехав из дома на машине, возвращались на автобусе, потому что агрегат постоянно ломался; как зимой в салоне стоял такой мороз, что руки-ноги отваливались (так работала бензиновая печка); как через год автомобиль вдруг начал ржаветь, и как пришлось, отчаявшись, навсегда бросить его догнивать во дворе – не помнят.
И, конечно, помнят про тогдашнюю любовь – бедную, но счастливую и веселую. Даже вспоминают (со смехом) вечно рвущиеся презервативы, хотя это спустя сорок лет смешно, а тогда было не очень. Но вот о том, как благоухали прекрасные девы, не ведающие, что такое средства гигиены, и галантные кабальеро, принимавшие ванну хорошо если раз в неделю – совершенно не помнят.
Не желают вспоминать и о результатах той любви – как их молодые жены рожали в коридорах роддомов – это уже в Москве, а не в Канске, и не при Сталине, а в 1980-е.
Память человека всегда выборочна, в этом нет ничего удивительного. Но если собирательным персонажам наподобие тех, что описаны выше, начать изо дня в день, по телевизору, в прессе и в интернете талдычить о том, как им хорошо было до 1991 г., то прекрасные воспоминания молодости превращаются в настоящую паранойю. Ложная память становится идеологическим оружием в руках бесчестных политиканов, зомбирующих граждан для того, чтобы их ложная память, их индуцированная фрустрация обеспечила лидерам места во власти.
Ведь всего-то нужно – где-то даже не соврать, а о чем-то умолчать, что-то – выпятить. Вот некий джентльмен, бичующий «ложную память, навязываемую россиянам врагами», пишет: Когда совки говорили (и говорят) – «мяса не было», то имеется в виду вовсе не то, что мяса СОВСЕМ не было. В Уфе (которая очень низко, на 60-м месте, стояла в рейтинге городов СССР), мясо было всегда. Но оно было на рынке и в кооперативном магазине (уфимцы, помните? Перекресток Ленина и Коммунистической – ВСЕГДА любое мясо, ВСЕГДА несколько сортов колбас?). А в магазине наблюдалась некоторая нехватка ДЕШЕВОГО мяса. Поэтому моя мама вела меня (уфимцы, помните? Во дворе Башпединститута, там почему-то выдавали…) в очередь за ДЕШЕВЫМ мясным рагу, и мы стояли по два-три часа, как дураки, за дешевизной, хотя до КООП дойти было – два квартала.
В мясном отделе магазина. Фото: 1980-е
Но тут включался какой-то нелепый механизм экономности – совок считал грехом переплачивать за мясо, и иногда некоторые наши соседи летали самолетами за дешевым мясом в Москву. Сейчас это звучит, как бред, но тогда было реальностью. Авиабилет был дешев, тетки опоясывались сумками и перли авиарейсом множество дешевого мяса из Москвы. То ли так им дешевле было покупать, то ли просто столицу повидать хотелось – не знаю…» (М. Шатурин Ложная память "совков" и советскии [так в оригинале – прим. авт.] реалии, интернет-ресурс «Русский Проект», 01.25.2012).
Эту грубую пропаганду рассматривать серьезно нельзя, но в качестве примера использования ложной памяти – уместно. В кооперативном магазине Уфы, мясо, понятное дело, и вправду было, как и в любом кооперативном магазине по всему Советскому Союзу. Автор «честно» пишет: оно было дорогое, но умно умалчивает, насколько. Не знаю насчет советской Уфы, но на рынке в Иркутске в 1980 г. оно стоило 13 рублей/килограмм. Учитывая, что средняя зарплата в стране составляла 120 рублей, это не просто дорого, это то, чего честный человек (не вор) не мог себе позволить никогда. И о том, что дешевое рагу было такого качества, что не всякая собака его ела – ни слова. И что «как дураки, стояли за дешевизной» не по глупости, а потому, что денег на КООП не было – об этом ни звука. А уж о полетах за дешевым мясом в Москву – это фантастика: никто в то время в магазине больше двух, ну, трех килограмм покупателю бы не отпустил. Разве что из-под полы за «бакшиш», но это разрушает розовую картинку советской идиллии. Вроде бы и правду написал, но это противоположность правды – это манипуляция сознанием читателей.
Заочной полемики с товарищем-манипулятором не стоит чураться потому, что он, вслед за другими «красными» авторами, открыто пишет про ложное сознание. Только в его устах (то есть в его тексте) ложное сознание используется «антисоветчиками». Что это – оговорки по Фрейду или известный прием, когда вор кричит «держи вора!»? Скорее – последнее.
…В 1973 г. Советский Союз праздновал 56-летие «Великой Октябрьской революции», и власти придумали необычный пропагандистский трюк: в горах Дагестана обнаружился некий старик 156 лет от роду, разразившийся объемным письмом в «Правду». «100 лет я страдал в проклятой царской тюрьме народов, и 56 – вкушаю счастье при власти советов!» – приблизительно так звучало это бредовое послание, потрясшее своей нелепостью даже малолетнего автора данной статьи. Понятно, что никакого старика в Дагестане не было (156 лет люди не живут), что все это выдумали не самые умные советские пропагандисты. Но месседж понятен: до 1917 г. – мрак, после – свет. В те годы в подобные псевдоисторические фортели уже мало кто верил; кроме того, тогда еще были живы и уже перестали бояться старые люди, хорошо помнившие «тюрьму народов». О отзывались о дореволюционных «страданиях» весьма иронически, смущая юные умы.
Теперь направление изменилось: вместо проклятий в адрес изобретенного пропагандистами ужасного прошлого постсоветскому народу предлагается новая картина. Но она тоже дуалистическая: этакая советская идиллия versus нынешнего капиталистического мрака. Снова дуализм, снова вульгарное манихейство, снова провоцирование паранойи и игра на психопатологических состояниях. И снова попытки сделать политическую карьеру на массовой социопатии.
Пока в России, в отличие от Китая, ложную память в качестве оружия используют не находящиеся у власти политики типа Зюганова. Но существует опасность того, что дубину психопатологии возьмут на вооружение и правящие группировки: они уже вовсю борются с «фальсификациями истории», при этом сами, формируя исторические взгляды населения, нередко как раз опираются на фальсификаторов. Ложная память – сильное оружие, и соблазн его использования велик. Вот только последствия применения могут смести всю страну, включая и тех, кто создал этого Голема. История доктора Франкенштейна показательна не только тем, что монстр, сшитый из мертвой материи, уничтожил своего создателя, а тем, что она постоянно повторяется, и гибель одних Франкенштейнов не останавливает его последователей.
Автор: Трифонов Е. [email protected]
Обсудить статью на форуме