Культурологи-гиены
Может это слишком жесткое обозначение критиков советской культуры и искусства? Возможно. Но другого обращения они не заслуживают.
Они как гиены, пожирающие трупы, набрасываются на советских политиков и писателей, в основном, покойных и не способных ответить. То же касается всей советской культуры и цивилизации – пролога великой цивилизации будущего. Нагло, корча глумливые гримасы, с сознанием некоего «интеллектуального превосходства» они обличают выдающиеся, непревзойденные достижения советской культуры в отсутствии художественной ценности, бессовестно лгут и перевирают факты биографии и мотивы творчества авторов советских произведений. Однако, несмотря на собственную завышенную самооценку,остаются примитивными мещанами и пошляками.
Примеры? Пожалуйста. 05. 04. 2012 г. по каналу «Культура» в рамках программы «Культурная революция» обсуждается тема: «Идеология нужна искусству как воздух?». Оппонентами выступали Марат Гельман, директор так называемого «Пермского краевого автономного учреждения «Музей современного искусства» и поэт, педагог Евгений Бунимович.
Тема заявлена провокативно, подразумевает, по мнению демшизы, отрицательный ответ, но Гельман посаженный в кресло воображаемого защитника идеологии в искусстве вынужден проявлять сдержанность и такт. Зато его оппонент и некоторые участники дискуссии из аудитории не стесняются.
Одним из таких участников является И. В. Кондаков, доктор философских наук, профессор факультета истории искусства РГГУ. Этот «эксперт» по советской культуре опирается в своих оценках на мнения внешних и внутренних врагов Советской власти. Свой опус «Наказание культуры войной», напичканный грязными антисоветскими инсинуациями и глумлением над самоотверженной борьбой советских людей против гитлеровской агрессии под руководством И. В. Сталина, он не постеснялся посвятить своим родителям, «прошедшим войну от начала до конца и встретившимся благодаря ей». Можно ли ожидать от него после этого чего-нибудь иного кроме лжи, клеветы и провокаций, когда он пытается дать оценку жизни и творчеству выдающегося советского писателя Н. Островского, самоотверженного и стойкого борца за победу советского строя?
Мы узнаем от Кондакова, что Николай Островский, оказывается, выходец из зажиточной семьи, вовсе не участник Гражданской войны и полуграмотный графоман, произведение которого «Как закалялась сталь», прославившееся во всем мире, плод коллективного творчества идеологически ориентированных редакторов. Но вот биография писателя из Википедии.
Николай Алексеевич Островский родился 16 (29) сентября1904 в селе Вилия Острожского уезда Волынской губернии Российской империи (сейчас — Острожский район Ровненской области, Украина) в семье унтер-офицера и акцизного чиновника Алексея Ивановича Островского. До того как стать «полуграмотным графоманом», он досрочно был принят в церковно-приходскую школу «по причине незаурядных способностей»; школу окончил в 9 лет, в 1913 году, с похвальным листом. Вскоре после этого семья переехала в Шепетовку.
Не берусь судить, насколько семья Островских была «зажиточной», но в Шепетовке Коля Островский работал в 12-летнем возрасте по найму: сначала на кухне вокзального ресторана, затем кубовщиком, рабочим материальных складов, подручным кочегара на электростанции. Одновременно учился в двухклассном (с 1915 по 1917 годы), а затем высшем начальном училище (1917—1919 годы). Здесь он сблизился с местными большевиками, во время немецкой оккупации участвовал в подпольной деятельности, в марте 1918 — июле 1919 был связным Шепетовского ревкома.
20 июля 1919 вступил в комсомол, 9 августа ушёл на фронт добровольцем. Воевал в кавалерийской бригаде Г. И. Котовского и в 1-й Конной армии. В августе 1920 года был тяжело ранен в спину под Львовом (шрапнелью) и демобилизован. Участвовал в борьбе с бандами «зеленых» в частях особого назначения (ЧОН).
В 1922 году участвовал в строительстве железнодорожной ветки для подвоза дров в Киев, при этом сильно простудился, затем заболел тифом. После выздоровления — комиссар батальона Всевобуча в Берездове (в пограничном с Польшей районе), был секретарём райкома комсомола в Берездове и Изяславе, затем секретарём окружкома комсомола в Шепетовке (1924 год). В том же году вступил в ВКП(б).
С конца 1930 года, пораженный тяжелой болезнью, он с помощью изобретённого им трафарета начинает писать роман «Как закалялась сталь». Посланная в журнал «Молодая гвардия» рукопись получила разгромную рецензию: «выведенные типы нереальны». Видимо, в редакции журнала имелись сотрудники, мыслившие категориями Кондакова. Однако Островский добился вторичного рецензирования рукописи. После этого рукопись редактировали заместитель главного редактора «Молодой гвардии» Марк Колосов и ответственный редактор Анна Караваева. В апреле 1932 года журнал «Молодая гвардия» начал публиковать роман Островского; в ноябре того же года первая часть вышла отдельной книгой, за ней вышла и вторая часть. Роман сразу же приобрёл большую популярность в СССР и за рубежом.
Кондаков усматривает в обычной практике литературного редактирования произведения некое свидетельство отсутствия художественного вкуса и таланта начинающего писателя, его неспособности к самостоятельному творчеству. Это обычный прием литературных власовцев. Известны достижения на этом поприще Солженицына, отрицавшего, что автором романа «Тихий Дон» был М. Шолохов. То, что Шолохов явился автором романа «Поднятая целина», который по художественной ценности и идейному содержанию превосходит «Тихий Дон», им не подвергался сомнению, потому что, с точки зрения этого оборотня, четкая идейная направленность «Поднятой целины» в поддержку социалистических ценностей заведомо ставит произведение в разряд бездарных. Однако в случае с «Тихим Доном» экспертиза подтвердила авторство Шолохова. Потом нашлась и соответствующая рукопись романа.
С романом «Как закалялась сталь» все происходит с точностью наоборот. Культурологи-гиены не могут отрицать высочайшую художественную ценность этого произведения, повествующего о становлении мужественного и бесстрашного борца за социализм и приобретшего мировую известность. Поэтому они и хотят представить его автора - Николая Островского - малограмотным графоманом, имеющим лишь косвенное отношение к роману. Другое произведение писателя – «Рожденные бурей» - прямо не связано с его героической биографией и обладает меньшей силой обобщения образа борца за новый мир. Однако это произведение, написанное в добротной творческой манере, проходит мимо внимания демшизоидной критики. Но оно, во всяком случае, может быть использовано для экспертизы с целью установления авторства Н. Островского в случае с романом «Как закалялась сталь».
Впрочем, Кондаков в своей наукообразной статье «Наше советское «все»» признает, что реальная героическая биография Н. Островского послужила источником художественного творчества писателя. «Ясно одно – пишет он, -без творческого участия самого Островского, без его художественного и публицистического переосмысления собственной личности и биографии (за него-то это никто не мог сделать!) было бы невозможно ни создание образа Павла Корчагина, ни всего знаменитого романа, ни сама его фантастическая популярность среди массы читателей». Однако, критик, живущий вслед за своим кумиром Жаном Бодрийяром «идеей искаженной истины», не в состоянии поверить в существование «живого героя», потому что не способен определить вектор исторического развития и погружен в мечты о мещанском комфорте как главной цели человеческого существования.
Потому-то для него Корчагин – воплощение тоталитаризма, религиозного фанатизма и аскезы. Эти идеологические клише служили в свое время западным либералам для обличения фашистского режима в Италии и нацистского – в Германии, явивших оборотную сторону буржуазной демократии. Наша доморощенная демшиза использует их в идеологическом рвении для компрометации сторонников советского строя и коммунистического мировоззрения.Ее представители не могут представить себе человека, воспринимающего государственные интересы как свои собственные, ставящего духовные интересы выше материальных. Но именно это отличало большинство советских людей от представителей так называемого «гражданского общества» на Западе, где человек человеку волк, а ритуальная критика государства маскирует его служение олигархии.
В области потребления советский человек руководствовался принципом разумного достатка, справедливо отвергая деление общества на богатых и бедных, но признавая зависимость материального достатка от личного трудового вклада. Что здесь от аскезы? Другое дело, когда в эпоху войн и революций, в эпоху неимоверного напряжения сил в целях избавления страны от феодального и капиталистического варварства принцип материального стимулирования и достатка отодвигается на второй план или вовсе исключается.
Как пишет в своей «Брестской крепости» писатель С. С. Смирнов: «То была эпоха, бедная материальными благами и богатая энтузиазмом, эпоха жестокой борьбы и крылатых мечтаний, эпоха беспощадной ломки старого, эпоха сказочного новаторства. И она выработала замечательный тип коммуниста и комсомольца – героического рядового солдата своей партии, готового по первому ее зову ринуться в бой на любом участке – строить колхозы в деревне или покорять льды Арктики, возводить плотину Днепрогэса или овладевать профессией летчика истребителя». Кондаковуследовало бы подумать об этом, а не брезгливо морщить нос по поводу требования метода соцреализма рассматривать художественный образ в историческом и революционном развитии. Впрочем, художественный образ, образ Корчагина, ориентирован, прежде всего, на духовные ценности. И это образ типический.
Один из оппонентов телепередачи, Евгений Бунимович, внес в дискуссию педагогическую ноту. Этот рифмоплет, питомец диссидентского «Клуба поэтов», смилостивился над Корчагиным, признав определенное значение этого образа «для людей с физическими недостатками». Когда либерал сочувствует инвалиду, ищи за этим либо коммерческую выгоду, либо подлость. В данном случае идет речь о подмене того, ЧТО писал Н. Островский, тем КАК он это делал. При таком подходе коммунистическая убежденность и советский энтузиазм предстают в виде определенного типа инвалидности.
Видимо, Бонимовичсам чувствовал себя инвалидом в советском обществе. Вот какую он вел жизнь, судя по его собственным стихам:
… не подверженный шизи
социальных систем
я отмерил полжизни
а зачем…
Затем, чтобы вслед за Пушкиным воздвигнуть себе памятник нерукотворный:
В стране тоталитарного ампира
в период
социальных центрифуг
не то, чтобы моя бряцала лира,
но все же издавала
некий звук.
Как рядовой отряда безголосых
с похмелья
в не совсем чужом пиру,
я б не сказал,
что весь я не умру,
но все же я б оставил знак вопроса...
И, наконец:
Тихо шизел в типовой застройке.
Век отмерял в человеко-днях.
Женщин любил в человеко-койке,
путая метки на простынях.
Шел в сторожа,
попадал в хлопкоробы,
падал в сугроб по команде ЛОЖИСЬ!
...только не спрашивал нас –
с кого бы
делать свою человеко-жизнь.
Так, может, потому и «шизел», что в своем беспримерном эгоизме и самомнении отверг совет Владимира Маяковского делать жизнь с товарища Дзержинского. Кстати, Бунимович в ходе телепередачи отозвался о великом советском поэте с крайним пренебрежением, что вызвало протест даже у ведущего программы М. Е. Швыдкого.
Автор: Мальцев Сергей Валерьевич, член Союза журналистов СССР