Святилища и мнимости в археологии
При очевидной спорности и малой достоверности тех «фрагментов» язычества, которые сохранились под пером средневековых русских книжников, первостепенное значение приобретают данные археологии. Но и здесь казалось бы «классические» памятники языческого культа, вошедшие во все обобщающие работы по славянским верованием,— такие как «жертвенник» в Киеве из старых раскопок В. В. Хвойко (1908 г.) и даже «святилище» в Перыни под Новгородом — после новых исследований и придирчивого анализа старой документации стали предметами дискуссий.
Знаменитый благодаря красивому рисунку начала XX в. жертвенник, раскопанный Хвойко на Старокиевской горе, в пределах древнейшего киевского городища, в действительности представляет собой каменную вымостку неправильной подчетырехугольной (а не круглой) формы с двумя неявными выступами неопределенной ориентации (см. последнюю публикацию материалов — Орлов 1998). Рядом располагался «столб», состоящий из прослоек обожженной глины, золы и угля, возле которого обнаружили скопление костей домашних животных. Здесь нужно отметить, что общим — и, естественно, слабым — местом археологической интерпретации «непонятных» сооружений, к каковым относился и киевский жертвенник, оказывается тенденция, хорошо осознаваемая самими археологами: все непонятное относится исследователями к объектам культа. Соответственно, «жертвенник» приписывался то Перуну, то Святовиту (балтийско-славянскому божеству, которому поклонялись в Арконе на Рюгене). Открытие в 1975 г. в черте «города Владимира» другого «загадочного сооружения» (как первоначально определили его авторы раскопок — ср. Толочко, Боровский 1979) — фрагментов кладки из плинфы, использовавшейся для церковного строительства в домонгольскую эпоху, рва с шестью (или пятью) выступами — «лепестками» и ямы с прослойками золы и костями крупного рогатого скота — позволили «реконструировать» уже целый «комплекс» языческих святилищ. В отличие от не датированного определенно «жертвенника» Хвойки, дата рва с выступами относительно ясна — его прорезывает могила конца X в., в заполнении — строительный мусор, свидетельствующий о том, что неподалеку строилась (или была разрушена) церковь. Значит, археологами могло быть открыто само капище Владимира, где тот поставил кумиры шести богов, главному из которых — Перуну — приносили в жертву быков, как об этом свидетельствовал еще Прокопий Кесарийский. Капище было уничтожено при крещении, на его месте или рядом построена церковь. Правда, выступов рва могло быть и пять, но и среди богов Владимира оказывался некий Семаргл, в интерпретации Б. А. Рыбакова — собака-птица, не заслуживавшая кумира (Рыбаков 1987. С. 430). Тогда становилось возможным, в соответствии с общей схемой Рыбакова, интерпретировать жертвенник из раскопок Хвойко как более раннее капище «бога Рода», чей культ предшествовал культу Перуна и т. д.
Л. С. Клейн, которому принадлежит последний критический анализ археологических памятников славянского язычества, с полным основанием предположил, что «столп» из раскопок Хвойко — не более, чем спрессованные следы заполнения позднейшей ямы, а все заполнение рва в «капище Владимира» может относиться к строительному мусору (Клейн 1995). Недавно была уточнена датировка «жертвенника» — обнаруженные при его исследовании гончарная керамика и стеклянные браслеты относятся к XI-XIII вв., к христианской эпохе, в заполнении «столпа» также обнаружены материалы X-XII вв. (Орлов 1998. С. 195-198). Несмотря на это, последний интерпретатор комплекса Р. С. Орлов настаивает на его «языческом» характере: следы огня, обнаруженные при раскопках «жертвенника», должны свидетельствовать о культе Дажьбога или Хорса; этот культ должен был сохраняться даже после крещения Руси в княжеской среде, в непосредственной близости от дворца и Десятинной церкви, возле которой Владимир поместил также «языческую» квадригу, привезенную из Корсуня; все это объясняется характерным для Руси «двоеверием».
Стереотип археологических интерпретаций связывает киевские «капища» с другим не менее знаменитым памятником славянского язычества — святилищем в Перыни. Поздние новгородские летописи XVII в., в соответствии с общей тенденцией летописания того времени увязывавшие название этого возвышенного урочища на берегу Волхова с Перуном, вдохновили на поиски здесь святилища, основанного Добрыней в 980 г., когда он учредил культ Перуна в Новгороде. Открытие В. В.Седовым в 1951 г. фрагментов рва с ямой — местом «идола» — посередине, казалось бы, оправдали надежды исследователей. Была реконструирована и общая конфигурация рва, которая в плане должна была представлять собой восьмилепестковую розетку: «лепестки», возможно, выявлялись не без влияния упоминавшихся «выступов» киевского жертвенника и, в свою очередь, повлияли на интерпретацию «лепестков» рва в «капище» Владимира. Так или иначе, и восемь лепестков в Перыни, и четыре угла «жертвенника» в Киеве вполне соотносились с культом Перуна, включавшим символику числа четыре, с посвященным громовнику четвергом и т. п. Однако раскопки в Перыни были продолжены, и были обнаружены фрагменты еще двух подобных рвов; это не обескуражило Б. А. Рыбакова, который вновь применил свою схему и предположил, что первоначально святилище было посвящено Роду и двум рожаницам. Лишь Добрыня в 980 г. заменил культ прежнего бога на княжеский культ Перуна.
Между тем, сам автор раскопок В. В. Седов (1953) отметил сходство открытого им рва с ровиками, окружавшими насыпи славянских курганов. Исследователь новгородских сопок В. Я. Конецкий (1995) показал, что расположение перынских «святилищ» на возвышенности соответствует традиционному размещению этих гигантских насыпей, также окруженных рвами; в центре этих курганов прослеживаются остатки деревянных столбов, что соответствует положению «идола» в Перыни (Ср. сходную конструкцию «святилища» во Пскове, обнаруженного на языческом некрополе древнерусского города: ровик «святилища» имел также перемычку — вход — на юго-западе, что характерно для ровиков древнерусских курганов (Аабутина 1989)). Те же позднейшие летописные легенды, повествующие о Перыни как об обиталище лютого чародея Перуна, рассказывают, как над телом утопленного бесами в реке Перуна язычники насыпали высокую могилу, которая через три дня провалилась в ад (ср. Гиляров 1878. С. 15-33). Этот рассказ как раз отнесен к тому типу урочищ — сопкам, память о которых долго сохранялась в преданиях. Почему были снивелированы перынские сопки и было ли это связано с распространением христианства, — покажут дальнейшие исследования результатов раскопок. Сейчас следует отметить, что др.-рус. (и праслав.) Перынь — 'возвышенность, горная местность', несмотря на семантическую связь с именем самого громовержца Перуна и мифологическую соотнесенность с его местопребыванием на горе — небе, вовсе не означает того, что здесь было святилище (ср. Николаев, Страхов 1987. С. 158). Напротив, «народная этимология» стала основанием для составителей позднейших летописных сводов XVII в., помещавших в Перыни святилище Перуна (см. Васильев 1999. С. 297 и сл.).
Проблема определения и интерпретации «культовых мест» — общая проблема археологии. Это относится не только к «открытым» святилищам Киева и Новгорода, но и к храмам, подробно описанным западноевропейскими хронистами в Ар коне или в Старой Упсале и др., — несмотря на многочисленные усилия, более или менее очевидные следы этих культовых сооружений так и не обнаружены (см. из последних обзоров — Слупецкий 1994). Археологии, однако, хорошо известны многие тысячи памятников культа — дохристианского и раннехристианского: это многочисленные погребальные памятники — курганы, характерные для всей Руси на протяжении почти всей домонгольской эпохи.