Призраки «Смуглого социализма» в Бразилии
Бразилия – самая большая страна Латинской Америки. Она и похожа на другие страны региона, и сильно отличается от них в силу португальской – не испанской – культуры и ряда исторических особенностей.
Главными отличиями социальной истории Бразилии от соседних стран является роль рабства и влияние католицизма: «Рабство и католицизм создали Бразилию», пишут современные бразильские историки. В испанских колониях, за исключением Кубы, рабство не играло большой роли, и количество рабов там было невелико. В Бразилии же в 1850-е гг. свободных насчитывалось 5,5 млн. человек, а рабов - 2,5 млн. (31,25% населения). Для сравнения: в США перед началом Гражданской войны, в 1861 г., свободных было 27 млн., рабов – 4 млн. (12,9% населения). Освобождение рабов в Бразилии также очень отличалось от того, как это происходило в США. В США рабы были освобождены в результате политического решения элиты северных, свободных от рабовладения штатов и при массовой поддержке североамериканского общества. В Бразилии же отмена рабства была вынужденной мерой. Часть рабов получила свободу в результате войны с Парагваем (1864-70 гг.), когда нехватка солдат вынудила правительство в массовом порядке выкупать рабов у хозяев; после войны выжившие негры-солдаты получили свободу. Вторая волна освобождения пришлась на 1877-88 гг., когда Северо-Восток Бразилии (Нордесте), основную рабовладельческую зону, охватила небывалая по масштабам и длительности засуха, уничтожившая плантации. Рабовладельцы начали массово освобождать рабов, так как не желали их кормить, а работы для них не стало. Рабы толпами самовольно уходили из выжженных засухой земель – задерживать их было незачем. В 1888 г. т. н. «Золотой закон», упразднивший рабство в Бразилии, просто зафиксировал крушение рабовладельческого уклада, произошедшее по природным обстоятельствам. И если в США после отмены рабства имел место стремительный рост экономики, сопровождавшийся созданием огромного количества рабочих мест, то в Бразилии экономика развивалась крайне медленно, и бывшие рабы в большинстве своем сформировали огромные массы пауперов, ютящихся в фавелах – трущобных поселках вокруг крупных городов. В сельской местности остались в основном те, кто сумел наняться в услужение к бывшим хозяевам, и почти никому не удалось стать самостоятельными крестьянами или ремесленниками – на это у вчерашних рабов не было ни денег, ни квалификации. Помимо этого, бывшие рабы в Бразилии, как и в других странах, не отличались трудолюбием: нежелание трудиться – это объективное следствие вчерашнего рабства, и оно никак не связано с цветом кожи.
Семейный ужин в Бразилии. Иллюстрация Ж.-Б. Дебре, литография 1829 г.
С середины XIX века в Бразилию переселялись большие массы европейцев – португальцев, итальянцев, испанцев, немцев, поляков, украинцев и ливанцев; в меньших количествах иммигрировали евреи, французы, англичане, американцы-«конфедераты», швейцарцы, венгры и болгары. Они селились в южных и юго-восточных провинциях (после установления республики в 1899 г. – штатах) страны, где климат более подходит для выходцев из Европы. В отсутствие индустриального развития иммигранты занимали пустовавшие земли и становились фермерами, их нанимали крупные землевладельцы – с гораздо большим удовольствием, чем бывших рабов в силу их более высокой квалификации и трудолюбия; либо они становились торговцами и ремесленниками в городах. Немногочисленное светлокожее португалоязычное население юга и юго-востока Бразилии, постепенно ассимилировалось приезжими. А вот приезжавшим из Нордесте чернокожим бывшим рабам места в этой социальной структуре не было, и они создавали фавелы, но уже не только в этнически родных им Салвадоре, Ресифи и Форталезе, а в «белых» Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу. Этно-расовая и социальная ситуация в стране усложнялась, но для громадных масс нищего темнокожего населения никаких перспектив не просматривалось. Таким образом, Бразилия конца XIX века оказалась населенной огромным числом т.н. «исключенных» – абсолютно нищего населения, полностью выброшенного из современного общественного уклада. Такого процента «исключенных» не было в испаноязычных государствах Латинской Америки - тоже бедных, но все же не в такой степени.
Центр Сан-Паулу. Фото: 1900 г.
Роль католицизма в Бразилии XIX-XX веков также исключительна: его влияние было гораздо более значимым, чем в странах Испано-Америки. Для бывших бразильских рабов и вообще бедноты католицизм имел огромное социальное и политическое значение: под его знаменами развивались массовые повстанческие движения в Канудусе (1893-97 гг.), «война Контестаду» (1900-1917 гг.), консервативное течение падре Сисеро (1910-30-е гг.), и отчасти даже массовый бандитизм, именовавшийся движением кангасейро (1840-е – 1940 г.). Испано-Америка знает лишь «Республику Сердца Иисусова», недолго существовавшую в Эквадоре, и восстание «кристерос» в Мексике (1926-29 гг.), но и эти движения по масштабам, массовости и длительности не могут сравниться с теми, что имели место в Бразилии. Глубочайшая религиозность, наравне с рабством, также наложила сильнейший отпечаток на историю этой страны.
Участники войны Контестаду. Фото: начало ХХ в.
Хотя в Бразилии после получения независимости (1822 г.) происходили многочисленные восстания, гражданские и внешние войны, политический режим был достаточно либеральным при монархии (1822-89 гг.), и, в общем, демократическим при т.н. «Старой республике» (1889-1930 гг.). Монархия была свергнута военными, не испытывавшими никакой ненависти к императору Педру II и царствовавшему Дому Браганса (коренные бразильцы, преимущественно цветные, вообще не приняли революцию): бразильские офицеры были сторонниками европейского пути развития своей страны и довольно наивно полагали, что введение законов и государственных институтов европейского типа автоматически превратит их страну в подобие Франции. Содействовать такому преображению должна была массовая иммиграция из Европы, причем европейцы со временем должны были и сами превратиться в бразильцев, и ассимилировать цветное население.
Бразильская императорская семья до их бегства во Францию. Фото: Отто Хаес, 1889 г.
Однако демократия в условиях «Старой республики» приняла тот образ, который был единственно возможен в условиях нищеты и безграмотности большинства населения при концентрации власти и богатства в руках немногочисленной землевладельческой элиты. Власть на местах принадлежала местным латифундистам-фазендейро (владельцам фазенд – усадеб), называвшимися народом «полковниками» благодаря традиционному праву землевладельцев формировать отряды милиции. А на государственном уровне власть быстро перешла в руки владельцев кофейных плантаций из самого богатого штата Сан-Паулу: кофе приносило самые большие экспортные доходы. Кофейные плантаторы-паулисты заключили стратегический союз с латифундистами богатого штата Минас-Жерайс, занимавшимися разведением скота молочных пород. Этот союз олигархии двух самых богатых штатов получил название «Политики кофе с молоком» (порт. Politica do cafe com leite). Она означала чередование на посту президента представителей двух штатов; элиты остальных штатов, сильно уступавшие им по финансовой мощи и политическому влиянию, продавали свою лояльность в обмен на государственные должности. Демократия в «Старой республике» была системой олигархической власти, которая была сильна до тех пор, пока не возникли новые общественные силы, которые она не устраивала. «Политика кофе с молоком» выражалась в огромной финансовой помощи государства кофейной олигархии, страдавшей от кризиса перепроизводства: власть закупала у олигархов излишки кофе по докризисным ценам. Это вызывало возмущение бразильцев, не связанных с кофейными плантаторами.
Карикатура на «Политику кофе с молоком»
На эту систему долгое время оказывали давление только бунтующие крестьяне и недовольные элитные группировки из штатов, отстраненные от власти. Однако появление все более многочисленных групп населения, мало зависимых от кофейной олигархии, концентрировавшиеся в промышленности, строительстве, портах, вокруг железнодорожного транспорта, постепенно ставило «Политику кофе с молоком» под угрозу. Большую роль в ослаблении власти олигархии играло и «отбеливание» Бразилии – въезд в страну масс иммигрантов. В 1890-1930 гг. в Бразилию въехало более 5 миллионов европейцев, которые стали преобладающей культурно-расовой группой населения в штатах Юга и Юго-Востока Бразилии.
Итальянские иммигранты, пребывающие в Сан-Паулу. Фото: 1890 г.
На рубеже 1920-х гг. в бразильской армии, изначально бывшей оплотом европеизаторских и модернизаторских идей, возникло движение тенентистов (tenente - «лейтенант»). Тенентисты выступали против власти олигархов, за установление демократии европейского типа, и в самой общей форме – за быстрый экономический прогресс, суть которого «лейтенанты» представляли себе крайне смутно.
В 1924 г. тенентисты подняли восстание, в ходе которого им удалось захватить Сан-Паулу – крупнейший город Бразилии. Свои цели восставшие сформулировали следующим образом: «Мы боремся против нынешней олигархической диктатуры за демократию, за идеалы народа и призываем народ поддержать нас. Вооруженные силы стремятся выполнить свой святой долг - охранить права народа, взять оружие в свои руки, чтобы установить в стране господство закона и справедливости, ограничить исполнительную власть рамками, совместимыми с республиканским режимом» («Революционный манифест» Сан-Паулу, 05.07.1924). Восстали также гарнизоны самого южного (и самого «белого») штата Риу-Гранди-ду-Сул, а также небольшие группы офицеров в штатах Сержипе, Пара и Амазонас. Но если на Северо-Востоке и в Амазонии восстание не получило поддержки населения, то в Сан-Паулу и Риу-Гранди-ду-Сул, а позже в штате Парана, куда отступили повстанцы, развернулись многомесячные тяжелые бои. Таким образом, «белые» бразильцы в массе своей поддержали тенентистов, а «цветные» - нет. Этим воспользовалось правительство, объясняя солдатам, что в Сан-Паулу взбунтовались итальянские иммигранты, желающие отделить этот штат от Бразилии.
Солдаты-тенентисты позируют для фото. 1924 г.
Восстание 1924 г. завершилось героическим походом «колонны Престеса» – полуторатысячного отряда восставших солдат и офицеров во главе с капитаном Луисом Карлосом Престесом – от самого юга Бразилии почти до Атлантического побережья Нордесте и обратно. Тенентисты надеялись поднять массы населения на восстание, но к ним не примкнули даже кангасейро – сельские бандиты Северо-Востока. «Цветное» население Нордесте не понимало призывов к демократии и свержению олигархии; кроме того, «белые» пришельцы говорили на малопонятном им диалекте. Участники местных конфликтов (бандиты-кангасейро против капанг и жагунсо - наемников фазендейро) воспринимали их не как борьбу за социально-политическое переустройство страны, а как местные дела, в которые нечего лезть посторонним. Поэтому колонна после двухлетней борьбы была вынуждена уйти в Боливию и Парагвай, где была интернирована.
Великая депрессия 1929 г. нанесла экономике Бразилии сокрушительный удар: экспорт кофе уменьшился ниже критических величин, и страна осталась без валюты. Попытка властей даже в этих условиях помогать деньгами производителям кофе, а также стремление вновь сделать президентом страны представителя Сан-Паулу, нарушив соглашения с элитой Минас-Жерайса, привели к взрыву. Противники «Политики кофе с молоком» сформировали Либеральный альянс, который в 1930 г. попытался отстранить от власти паулистских олигархов при помощи выборов, но власть заявила о победе своего кандидата. В результате в стране вспыхнуло восстание: во главе его стояли представители «белого» штата Риу-Гранди-ду-Сул. Армия перешла на сторону восставших, и президентский пост занял Жетулиу Дорнелис Варгас – юрист из Риу-Гранди-ду-Сул. «Старая республика» пала.
Жетулиу Варгас (в центре) и его сторонники в Итараре, незадолго до прибытия в Рио-де-Жанейро в ходе революции в Бразилии. Фото: 1930 г.
«Отец бедных»
Бразилию возглавил человек, изменивший судьбы страны. Большое значение имел тот факт, что Варгас родился и вырос в самом богатом и развитом, хотя и небольшом по площади и населению, штате Риу-Гранди-ду-Сул. Поэтому новому президенту были понятны основные проблемы, стоявшие перед страной: неэффективность демократических структур, отсутствие современных политических партий, нищета и неграмотность населения, социальная незащищенность трудящихся, произвол фазендейро, беззастенчивая борьба элит за власть и богатство, отсутствие не только современной промышленности, но и непонимание ее необходимости представителями власти и бизнеса.
Варгас начал свою деятельность с решения еще одной проблемы – ликвидации разобщенности Бразилии. Как уже упоминалось, юг и юго-восток страны в то время принял миллионы европейских иммигрантов, что изменило национально-расовый и культурный облик важнейших штатов. В его родном Риу-Гранди-ду-Сул и соседней Санта-Катарине значительный процент населения составляли немцы, часть из которых жила в национальных колониях – с немецкими школами, отделениями германских партий, пивными и магазинами. Там говорили только по-немецки, а над общественными зданиями развевались германские флаги. В штате Парана, помимо немецких, существовали многочисленные польские, украинские и японские колонии; в Сан-Паулу четверть населения составляли итальянцы, а в Эспириту-Санту они вообще были этническим большинством. Поэтому сепаратизм, существовавший на юге Бразилии еще в 1830-40-е гг., с прибытием массы иммигрантов обрел новое дыхание: не столько бразильцы ассимилировали приезжих, сколько трудолюбивые, упорные и сплоченные иммигранты – бразильцев.
Италобразильские фермеры. Фото: 1918 г.
В первую очередь Варгас назначил вместо избираемых губернаторов «интервенторов» – представителей федеральной власти и ликвидировал право штатов на собственные таможни. Поддержка производителей кофе прекратилась: его излишки больше не выкупались за счет бюджетных денег, а беспощадно выбрасывались в океан. Зато субсидии начали получать скотоводство, хлопководство, лесное хозяйство, шелковая промышленность, производство сахара и какао. Новое правительство приказало перевести железнодорожные компании и каботажный флот на местное топливо (владельцами того и другого были англичане) – это стимулировало национальное производство. Иностранные компании в соответствии с новыми законами были обязаны не только использовать бразильское сырье, и укомплектовывать бразильцами 50% персонала. Варгас подчеркивал: «Эта революция по своему характеру была националистической. Она не была направлена против иностранцев, но одна из ее главных целей состояла в стимулировании национального производства и развития национальных ресурсов».
Федеральное правительство решило сжечь огромное количество кофе, чтобы поддержать высокие цены на этот продукт. Фото: 1931 г.
Режим Варгаса принялся и за решение социальных проблем: был основан Национальный совет труда, куда на корпоративных началах входили представители различных социальных групп – тут явно заметно влияние фашистской Италии, которая в те годы была эталоном быстрого социально-экономического развития. Корпоративистским по сути был декрет от 12 мая 1932 г., вводивший смешанные примирительные комиссии из профсоюзов и ассоциаций работодателей. На принципах корпоративизма основывалось и положение о социальном страховании. Варгас с самого начала своего правления стремился опираться на профсоюзы: его министры заявляли, что целью режима является «инкорпорация профсоюзов в государство и законы республики».
При этом Варгас опасался распространять социальные законы корпоративистского толка на сельское хозяйство и вообще чрезмерно ослаблять фазендейрос: хотя он заявлял, что его идеал – это передача крестьянам земельных наделов, аграрную реформу он проводить не стал. Объясняется это просто: сельское хозяйство обеспечивало 90% экспортных доходов Бразилии, и любая ломка существовавшего уклада сельской жизни грозила финансовой катастрофой. Поэтому, когда в 1930-е гг. в Нордесте начал возрождаться латифундизм, подорванный Великой засухой конца XIX чека, гражданской войной в Канудусе и движением кангасейро, Варгас этому не препятствовал.
Победа Либеральной революции расколола движение тенентистов: часть из них активно поддержала реформы Варгаса, другая же, во главе с Престесом, вступила в ряды Коммунистической партии (Престес на долгие десятилетия стал ее генеральным секретарем) и резко выступила против нового режима. Престес, став коммунистом, сразу занял жесткую сталинистскую позицию и оставался ей верен всю жизнь. Он начисто отверг возможность любого компромисса с Варгасом, объявив его реформы антинародными. На восстание либералов в 1930-м Престес отреагировал манифестом: «Мы боремся за полное освобождение сельских трудящихся от всякой феодальной и колониальной эксплуатации, за безвозмездную передачу земли тем, кто ее обрабатывает. Мы боремся за освобождение Бразилии от ига империализма, за конфискацию и национализацию транспорта, коммунальных предприятий, шахт и банков, за отмену всех внешних долгов! Мы боремся за создание правительства, сформированного из трудящихся города и деревни, которое будет содействовать развитию революционного движения в других странах Латинской Америки и окажется способным уничтожить все привилегии господствующих классов и поддержать программу революции».
Лидер бразильской КП Престес на суде. Фото: 1937 г.
В 1932 г. паулистская олигархия подняла восстание под антидиктаторскими лозунгами, за возвращение к демократии времен Старой республики. В нем приняли активное участие и коммунисты. Столицу штата правительственные войска взяли штурмом только после 48-дневных ожесточенных боев. «Конституционалистская революция», как восставшие назвали свое движение, получила некоторую поддержку и в Минас-Жерайсе и Риу-Гранди-ду-Сул, но там повстанцы не имели массовой базы, как в Сан-Паулу.
В 1934 г. Варгас провел выборы и стал конституционным президентом. Он продолжил централизацию страны и лишение власти местных элит: были приняты поправки в Конституцию, лишившие штаты права предоставлять концессии иностранным компаниям, а сами иностранные компании были обязаны перерегистрироваться в бразильские; их руководителями отныне могли быть только граждане Бразилии.
В 1935 г. политическая ситуация в стране резко обострилась: коммунисты, опираясь на профсоюзы, сформировали Национально-освободительный альянс, численность которого достигла 1,5 миллиона человек (при населении страны в 40 миллионов); одновременно набирало силу фашистское Интегралистское действие, к которому примкнуло примерно столько же бразильцев. На улицах Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, Салвадора и Ресифи разгорелись настоящие уличные бои между крайне правыми и крайне левыми. Варгас запретил НОА, и в ноябре 1935 г. армейские части, которыми командовали сторонники Престеса, подняли восстания в Рио-де-Жанейро, Ресифи и Натале. Однако поддержка коммунистов в Бразилии так и не приобрела массового характера, и восстание было подавлено (на стороне правительственных войск сражались и интегралисты).
В преддверии президентских выборов 1938 г. обстановка в Бразилии вновь осложнилась. Паулистские сепаратисты объединились с разгромленными левыми и выдвинули собственного кандидата в президенты, которого поддержала часть офицерского корпуса и элита штата Риу-Гранди-ду-Сул; на президентский пост претендовал также лидер интегралистов Плиниу Салгаду, переставший поддерживать Варгаса, но зато наладивший тесные контакты с германскими нацистами и итальянскими фашистами - на юге Бразилии открыто действовали отделения этих партий. Варгас по конституции не имел права выставлять свою кандидатуру, и поддержал своего сторонника Жозе Америку ди Амейду. Однако он не был популярен, и было понятно, что он проиграет. Над Бразилией вставал призрак гражданской войны.
Интегралисты на митинге демонстрируют «римское приветствие». Фото: 1935 г.
И Варгас совершил новый переворот: в 1937 г. он отменил выборы, упразднил конституцию и провозгласил «Новое государство» (Estado Novo) - гибридный режим с элементами корпоративизма, скопированный с режима португальского диктатора Антониу Салазара – даже название было позаимствовано у португальцев. Конституция «Нового государства» предусматривала усиление федеральной власти, контроль над СМИ и политической жизнью. При этом демократические свободы в ограниченном виде сохранялись: политическая система «Нового государства» получила название «ответственной демократии». Управление экономикой Варгас сосредоточил в Совете национальной экономики при президенте, куда вошли представители предпринимателей и рабочих. Новая Конституция предусматривала вмешательство государства в развитие экономики, декларируя необходимость «постепенной национализации шахт, рудников, водопадов, рудных запасов и других источников энергии, равно как и отраслей производства, являющихся основой для развития экономики и обороны нации».
Варгас на плакате, пропагандирующем «Новое государство». 1938 г.
В промышленности, торговле, транспорте, земледелии и образовании создавались синдикаты, в руководящие органы которых входили представители рабочих: это тоже напоминало фашистские Италию, Испанию и Португалию.
Переформатирование власти в Бразилии осложнялось отсутствием политической силы, поддерживающей Варгаса: профсоюзы, которых он желал видеть своей главной опорой, были слабы, а союзы предпринимателей – не всегда лояльны. В этих условиях интегралисты, ставшие сильнейшей партией Бразилии, попытались взять Варгаса под контроль, а когда это не получилось, в мае 1939 г. предприняли попытку вооруженного восстания, но потерпели поражение: ни армия, ни рабочие их не поддержали. После этого «Новое государство» нанесло сокрушительный удар по немецким, итальянским и японским колониям в Бразилии: им запретили иметь в своем составе менее 62% коренных бразильцев. Были запрещены школы, печатные органы и уличные вывески, использующие любые языки, помимо португальского. Более того: запрету подверглись все флаги штатов, которых торжественно сожгли на специальной церемонии. Режим доказал свою прочность: ни иностранные колонисты, ни местные сепаратисты нигде не попытались оказать сопротивление.
Проводя модернизацию, Варгас большую роль уделял религии: если режим «Старой республики» был демонстративно светским и даже подчеркнуто антирелигиозным, Варгас делал упор на католическом характере своего правления, хотя свобода вероисповедания и сохранялась. Такая политика устраивала в первую очередь трудящихся, особенно сельских, которые в то время были очень религиозны. Позже, в годы Второй Мировой войны, когда в казне Бразилии появились свободные средства, Варгас приказал строить современные благоустроенные кварталы для бедняков в Рио-де-Жанейро и других крупных городах, которые управлялись наподобие знаменитых иезуитских редукций. Для их жителей ежедневные молитвы и регулярные исповеди были обязательными, они вставали и ложились спать по звону колокола. И это отнюдь не отвращало бывших жителей фавел, перебравшихся из грязных хибар в комфортные квартиры с душем и туалетом. Проблема была в другом: таких кварталов было построено очень мало (полностью перестроили только один город – столицу штата Парана Куритибу, остающуюся и сегодня одним из самых благоустроенных городов мира).
Таким образом, к концу 1930-х гг. и крайне левые, и крайне правые силы в Бразилии оказались разгромленными. Сохранив влияние в интеллектуальных кругах, они потеряли поддержку трудящихся и средних слоев: реформы Варгаса уже начали приносить плоды, и он получил в народе лестное прозвище «отец бедных».
«В то время, как режим Варгаса представляет собой правоавторитарный вариант проведения политической модернизации, то бразильские коммунисты так же предлагали явно недемократический политический проект. (…) Коммунисты (Луис Карлос Престес) вытеснялись на периферию политической жизни, что способствовало тому, что формы их участия в политическом процессе, точнее – попытки такого участия, имели маргинальный характер и отторгались подавляющим большинством бразильского населения.
Крайние левые в Бразилии в развитии своей политической доктрины ориентировались не на те политические проблемы, с которыми сталкивалось бразильское общество и, которые вынуждены были решать различные военно-гражданские и военные политические режимы, а на тот вариант политического развития, который предлагался со стороны Советского Союза и других коммунистических государств. Например, в 1954 г. Луис Карлос Престес, идеализируя успехи СССР, писал, что «в Советском Союзе наблюдается подъем мирной экономики, повышение жизненного уровня трудящихся». См.: Престес Л. К. Коммунистическая Партия Бразилии в борьбе за мир, свободу и независимость родины / Л. К. Престес // Коммунист. – 1955. – № 3. – С. 87.
Если для значительной части бразильского интеллектуального сообщества, Бразилия была уникальной страной не только со значительной ролью пережитков традиционного общества, но и динамично развивающейся, модернизирующейся страной, то для крайне левых, которые широко использовали советскую политическую фразеологию, Бразилия представляла собой «полуколониальную и полуфеодальную страну». (…)
Таким образом, в то время, как большая часть бразильского интеллектуального сообщества предлагала вариант политической модернизации, который базировался на континуитете политических институтов и традиций, преемственности политической культуры, то левые радикалы предлагали дискретный вариант, который перечеркивал более чем десятилетний период модернизации Ж. Варгаса и был чреват установлением в стране нового недемократического, леворадикального, авторитарного режима, который мог эволюционировать в тоталитаризм. (…)
Если политическая культура военно-гражданских режимов по сути своей оставалась плюралистической, не исключавшей не только участие в политической жизни оппозиции, но и само существование различных политических институтов, например – в форме политических партий, то политический режим, о котором, например, писал в 1950-е годы Л. К. Престес («по своей классовой сущности народно-демократический строй будет представлять собой диктатуру революционных, антифеодальных и антиимпериалистических сил, будет являться подлинно народной властью, властью большинства нации, руководимой рабочим классом и его коммунистической партией»), автоматически исключал не только политическое участие масс, но и само существование независимых политических институтов.
Такой политический строй, который был политическим идеалом крайне левых в Бразилии, мог быть установлен исключительно в результате государственного переворота (который в левой фразеологии, широко используемой коммунистами, позиционировался как «революция». (…)
Используя в интересах крайне левых демократическую ориентацию других партий, например, Демократического национального союза, лидер которого Эдуардо Гомес, с одной стороны, о самом Л. К. Престесе отзывался как о «выдающимся человеке», а, с другой, «признавал полное право легального существования коммунистической партии» Луис Карлос Престес фактически выступал за отказ от такой политической культуры, пропагандируя установление в Бразилии авторитарного (или даже тоталитарного) политического режима» (М. В. Кирчанов «Авторитаризм, национализм и политический протест (проблемы модернизации в Бразилии 1930 – 1980-х годов)», автореферат, Воронеж, 2009).
Сам режим Варгаса был одновременно и левым, и правым. Его социальная политика позволяла богатеть (хоть не безмерно, как при «Старой республике») землевладельцам, одновременно поощряя промышленников и защищая городских трудящихся (непредоставление социальной поддержки сельскохозяйственным работникам было условием поддержки режима землевладельцами).
В 1930-е гг. Варгас сделал первые шаги на пути индустриализации Бразилии. Власти провели первое полномасштабное исследование ресурсов страны. В результате были обнаружены крупные залежи полезных ископаемых – бокситов, железных руд, никеля, пиритов, циркония, марганца, апатитов, диатомитов, алмазов. В 1938 г. Варгас основал Национальный совет по нефти, который развивал и контролировал в интересах государства добычу и переработку нефти в стране, а В 1941 г. учредил Национальную компанию черной металлургии. Огромным разочарованием для бразильцев стало то, что топливных ресурсов в то время обнаружили крайне мало – лишь небольшие месторождения нефти в Нордесте, угля и горючих сланцев (то и другое – низкого качества) в Риу-Гранди-ду-Сул. Нехватка углеводородного сырья сильно тормозила индустриализацию Бразилии вплоть до XXI века.
Мотором индустриального развития Варгас стремился сделать не только государство, но и частных предпринимателей, склонив их переходить от торговых операций и производства сельскохозяйственной продукции к вложению средств в промышленность – и сумел добиться успехов. Например, крупнейшие частные фирмы страны, Matarazzo и Votorantim, занялись производством и переработкой хлопка, текстилем, а затем и нефтепереработкой, металлургией и энергетикой. У государства не хватило бы возможностей для самостоятельного развития этих отраслей, так что решение Варгаса преобразовать аграрный и торговый капитал в промышленный следует признать дальновидным.
Один из цементных заводов, принадлежащий группе компаний Votorantim. Современное фото
Успехи Варгаса в деле индустриализации были впечатляющими. Уже в 1938 г. по сравнению с 1929 г. выплавка чугуна в Бразилии увеличилась на 342%, стали – на 238%, металлопроката – на 200%, цемента – на 253%. К началу 1941 г. стоимость продукции обрабатывающей промышленности в два раза превышала стоимость произведенного сырья. В 1920 г. в Бразилии было зарегистрировано 13334 предприятий, в 1940 г. их стало уже 49418. В 1934 г. в стране первый современный оружейный завод IMBEL начал производство винтовок «маузер». В 1936 г. первый бразильский авиазавод Fabrica Brasileira de Avioes приступил к выпуску легких бипланов М-7, разработанных майором ВВС Антонио Мунисом. По сути, это была небольшая кустарная мастерская, но все равно это был общенациональный успех. Показательно, что Мунис, уговаривая Варгаса выделить средства на строительство завода, указывал, что самолеты производить проще и дешевле, чем собственные автомобили – это хорошо показывает индустриальную неразвитость самой большой страны Латинской Америки в то время (автомобили и трактора уже собирали американские компании, но из импортных деталей).
Авиазавод Fabrica Brasileira de Avioes. Фото: 1930-е гг.
В 1940 г. Варгас принял Пятилетний план развития страны. Он предусматривал создание базы для индустриализации и не предполагал сверхвысоких темпов развития, но его реализация оказалась чересчур трудной для аграрной Бразилии. Проблема в том, что это время уже шла Вторая Мировая война, и европейские страны не могли поставлять в далекую нейтральную страну станки и оборудование, а также посылать инженеров. Поначалу США опасались выступления Бразилии на стороне Гитлера (американцы воспринимали режим «Нового государства» как фашистский) и не хотели продавать Варгасу оборудование. Тем не менее в 1940 г. Бразилия сумела получить заем у США, убедив Вашингтон в приверженности антифашизму (Варгас заявил, что в случае распространения войны на Западное полушарие выступит на стороне Англии), и специалисты «Бетлихем стил» приступили к строительству важнейшего объекта пятилетки – металлургического комбината полного цикла. В 1942 г. заработал завод по производству локомотивов и вагонов, а в 1944 г. вступила в строй Fabrica Nacional de Motores (FNM) – производитель самолетов, авиамоторов и грузовиков.
Свежеотстроенная Fabrica Nacional de Motores
В ходе пятилетки Варгас не забывал о социальной политике: в 1940-1943 гг. была создана общенациональная служба пенсионного обеспечения, установлена минимальная заработная плата, введен оплачиваемый отпуск в связи с рождением ребенка, право на еженедельный выходной. Профсоюзы получили государственную поддержку и специальный налог с предприятий на содержание их аппарата. В 1943 г. был принят Трудовой кодекс – весьма прогрессивный и даже предусматривавший «участие рабочих в управлении страной», однако он опять же не распространялся на сельских тружеников, составлявших большинство населения.
Нет, Варгас не был равнодушен к проблемам сельского населения Бразилии: он предполагал решить их посредством колонизации безлюдных внутренних районов. В 1938 г. президент объявил о начале «Марша на Запад»: безземельные крестьяне получили право занимать пустующие земли, в первую очередь в штатах Гояс и Мату-Гроссу. Специальный правительственный фонд выделял средства на помощь переселенцам, и, хотя денег выдавалось мало, а о современной сельскохозяйственной технике нельзя было и мечтать, наиболее активные крестьяне двинулись в центр страны. Переселение сопровождалось строительством дорог и созданием кооперативов. В 1941 г. в штате Гояс появилась первая благоустроенная сельскохозяйственная колония – поселок Серера, названный так в честь римской богини плодородия. До середины 1950-х гг. в колонизуемых районах появилось 43 крупных поселений, 19 аэропортов, было построено 1500 километров дорог. В современную жизнь вовлекались и местные индейцы: около 5 тысяч коренных жителей участвовали в дорожном строительстве. Колонизация шла медленно из-за нехватки средств и техники.
Переселенцы на новых землях сталкивались не только с финансовыми и техническими трудностями. Их преследовали также проблемы, свойственные аграрным районам Бразилии в целом – это произвол крупных землевладельцев и связанных с ними чиновников. Если занятая крестьянами земля представляла ценность (например, при появлении проекта строительства поселка или дороги), ее пытались у крестьян отобрать, не останавливаясь перед угрозами и насилием. В районах нового аграрного освоения неоднократно вспыхивали конфликты, крупнейшим из которых стала «Война Порекату» (1947-1951 гг.) на крайнем западе штата Парана. При освоении целины в этом районе несколько изворотливых дельцов объявили, что земли, занятые переселенцами, находятся в их собственности, и власти попытались их изгнать. 1500 семей заявили, что документы на владение землей поддельные (что весьма вероятно), отказались покинуть земли и начали партизанскую войну. В 1950 г. к партизанам пробралось несколько активистов Компартии, которые попытались придать восстанию революционный характер, но в 1951 г. полиция сумела рассеять и разоружить партизан (A Revolta de Porecatu, Paraná (1946-1951), Núcleo Piratininga de Comunicação com WordPress). Менее масштабные столкновения и убийства происходили и в других районах колонизации, но в целом цели правительства Варгаса были достигнуты: крестьянский вопрос смягчен, а сельскохозяйственное производство в стране увеличилось.
Основные цели бразильская пятилетка выполнила: аграрная Бразилия превратилась в аграрно-индустриальную. Однако цена этого прорыва была велика: страна оказалась втянутой во Вторую Мировую войну (американцы согласились помочь бразильской индустриализации только в обмен на вступление в войну на стороне союзников). Помимо помощи в строительстве заводов и фабрик, Бразилия получила от США сотни танков, самолетов и артиллерийских орудий, которых не было у других латиноамериканских стран, а также резко увеличила валютные доходы, форсировав экспорт стратегических материалов – металлических руд, хлопка, сахара и кофе. Особое значение приобрел экспорт каучука. Генри Форд основал в Амазонии город под названием Бельтерра, который обеспечивал каучуком и американские, и бразильские предприятия. С 1942 г. в амазонских дебрях на плантациях гевеи трудились десятки тысяч мобилизованных в «трудовые батальоны». Заводы Форда получили миллионы тонн каучука, но не меньше 40 тысяч бразильских «стройбатовцев» умерли от тропических болезней, укусов змей и насекомых, погибли в пьяных драках или пропали в сельве при побегах. Каучук унес почти в 100 раз больше жизней бразильцев, чем участие боях (бразильский экспедиционный корпус в сражениях с вермахтом в Италии потерял 457 человек убитыми).
Президенты Жетулио Варгас (в первом ряду второй справа) и Франклин Рузвельт (в первом ряду третий справа) на встрече по подписанию (неохотного) пакта с союзниками во Второй Мировой Войне. Фото: 1943 г.
Надо сказать, что Вторая Мировая война была непопулярна в Бразилии. Проблемы далекой Европы бразильцев в общем-то мало волновали – у них вполне хватало своих. Нацистские зверства их, конечно, отталкивали, но они были чем-то очень далеким, наподобие библейских «казней египетских». А сами немцы в Бразилии вызывали уважение своим трудолюбием, честностью и грамотностью; армейские офицеры вообще симпатизировали Германии и не очень хотели воевать с ней на стороне «проклятых гринго». Военные налоги и отсутствие привычных иностранных товаров раздражали состоятельных бразильцев и средний класс, а трудящиеся роптали из-за мобилизации в «стройбат» и прочих военных тягот.
Рабочие готовятся расчистить джунгли в Фордландии, собственности американского магната Генри Форда, в штате Пара, Амазония. Фото: 1934 г.
Вступая в войну, Варгас рассчитывал не только добиться успехов в индустриальном строительстве и создании современной армии: он надеялся на то, что его страна получит место постоянного члена Совета безопасности ООН. Формально путь в Совбез Варгасу закрыл Сталин, сказав «нет» членству Бразилии в главном международном органе. Однако можно предположить, что Рузвельт и Черчилль с генералиссимусом не спорили, а, наоборот, вздохнули с облегчением: им меньше всего хотелось, чтобы какая-то «банановая каталажка» вместе с ними решала судьбы мира. Надеялся Варгас и на то, что великие державы отблагодарят Бразилию уступкой трех частей Гвианы – французской, голландской и британской, но и в этом ему отказали. В результате конец войны Бразилия встретила разочарованной: свидетельство тому – единственный и более чем скромный памятник бразильским солдатам, воевавшим на европейских полях сражений, установленный даже не в столице, а в городе Белу-Оризонти (штат Минас-Жерайс).
В феврале 1945 г. Варгас решил, что страна готова вернуться от «дисциплинированной» демократии к нормальной: режим «Нового государства» был отменен. В стране были разрешены политические партии, а из тюрем вышли политзаключенные, в том числе и пожизненно осужденный лидер коммунистов Престес. В 1947 г. должны были состояться президентские выборы, и Варгас завил, что принимать участия в них не будет. Однако он инициировал создание сразу двух (!) партий: Трабальистской (Trabalhista – трудовая) – левой и опиравшейся на профсоюзы, и Социал-демократической – центристской. Они обе считали «отца бедных» своим вождем. Радикальная антиваргасистская оппозиция – паулистская буржуазия, остатки интегралистов, часть консервативных католиков и коммунисты – объединились в беспринципную коалицию под названием Национально-демократический союз, который возглавил генерал ВВС Гомис, выступавший за «нравственную демократию».
Казалось бы, Бразилия полным ходом идет к демократии, однако не тут-то было. В мае 1945 г. возникло «спонтанное» массовое движение под названием «жеремизм» (Queremismo), выступавшее за сохранение у власти Варгаса и отмену президентских выборов. Трудно вообразить, что сам Варгас не имел отношения к его созданию. На фоне растущей общественной напряженности в октябре 1945 г. Варгас внезапно назначил на пост главы столичной полиции – а это политически важный пост – своего брата Бенжамина, известного своей нетерпимостью к противникам и личной жестокостью. Армия отстранила «отца бедных» от власти, но переворот прошел мягко и бескровно, что вообще свойственно бразильской политической культуре. Варгаса не арестовали, не выслали и не запретили заниматься политикой, а он в ответ поддержал нового президента, проведшего выборы – маршала Эурику Дутра, командовавшего бразильскими войсками на фронте и опиравшегося на Социал-демократическую партию (СДП).
Эурику Дутра. Фото: 1946 г.
Маршал Дутра добился принятия новой демократической Конституции, способствовал развитию промышленности и не покушался на завоеванные при Варгасе права трудящихся. Однако послевоенный экономический бум быстро сменился кризисом: накопленные в годы войны средства закончились, а на внутреннем и на внешних рынках Бразилию теснили оправившиеся от войны американские, британские, а позже и другие западноевропейские компании. Росла инфляция, трудящиеся и средний класс жаловались на низкие доходы, высокие цены и уменьшение масштабов строительства жилья. В этих условиях бразильцы все чаще вспоминали энергичные действия Варгаса по защите своих прав и созданию рабочих мест, и все реже – военные тяготы и отсутствие демократии. Тем более что сам Варгас, ставший сенатором, наращивал политическое влияние, опираясь не только на «карманную» Трабальистскую партию (ТП), но и отчасти на правящую СДП.
В 1950 г. Варгас вновь занял президентский пост. К тому времени он был уже очень опытным политиком. В силу того, что в Конгрессе преобладали СДП и оппозиционный НДС, президент сформировал коалиционное правительство, в котором его ТП получила только один министерский портфель. Его программа нацеливала Бразилию на ускоренное экономическое развитие и продолжение социальных реформ в интересах трудящихся, причем на этот раз «отец бедных» счел себя достаточно сильным, чтобы распространить их и на сельских тружеников. Варгас расширил массовое жилищное строительство, ускорил строительство школ и медицинских учреждений, предоставил большую самостоятельность профсоюзов. При этом налоги на недвижимость и на спекулятивный капитал были сильно повышены, что вызвало недовольство олигархов, компрадоров и верхушки среднего класса.
Мотором экономического развития стал Второй пятилетний план. Для его финансирования Варгас решил вновь привлечь американские кредиты, в обмен на которые он предоставил компаниям из США широкий доступ к бразильским сырьевым ресурсам. Американцы согласились, понимая, что нищета и безработица в самой большой латиноамериканской стране способствуют развитию экстремистских, прежде всего коммунистических, настроений.
Вторая пятилетка Варгаса позволила Бразилии серьезно нарастить промышленный потенциал. Были расширены мощности металлургического комбината в Волта-Редонде и начало строительство еще трех предприятий подобного типа. В Ору-Прету соорудили первый в Латинской Америке алюминиевый завод. Строились нефтехимические и цементные заводы, предприятия по производству удобрений, автомобильных агрегатов и шин, сооружались многочисленные гидроэлектростанции, и к 1955 г. Риу-Гранди-ду-Сул стал первым полностью электрифицированным штатом в стране. В 1953 г. была создана национальная нефтяная компания Petrobras (ныне – одна из крупнейших в мире), началось строительство автомобильных заводов Romi-Izetta и Volkswagen.
Успехи индустриализации в годы Второй бразильской пятилетки были налицо, но наряду с ними нарастали и проблемы. Для инвестиций в аграрный сектор не хватало средств, и сельская местность после нескольких лет роста оказалась охваченной кризисом. Массы бывших крестьян вновь двинулись в города, пополняя нищее население фавел; промышленный рост не мог обеспечить переселенцев работой. В начале 1953 г. подошел срок начала выплат Бразилией по кредитам, что резко осложнило финансовую ситуацию. Левые авторы утверждают, что волна требований по выплатам была спровоцирована американскими банкирами, не желавшими продолжения индустриализации страны, но это не так. Во-первых, кредиты выдавались Варгасу по согласованию с правительством США. Во-вторых, новые бразильские заводы, построенные по иностранным технологиям и в большинстве своем управлявшиеся иностранными компаниями, не могли составлять конкуренцию американцам – точно так же, как грузовики построенного в СССР компанией Ford завода «ГАЗ» или самолеты Ли-2 (копии американских Douglas DC-3) не могли конкурировать с продукцией «материнских» компаний. В-третьих, американцы выдали оказавшейся в тяжелой ситуации Бразилии новый срочный кредит, позволивший погасить неотложные долги. Так что трудности, с которыми столкнулся Варгас во время Второй пятилетки, не были никем спровоцированы, а являлись нормальным следствием напряжения сил страны в непростом деле индустриализации.
Пытаясь преодолеть кризис, Варгас ввел режим жесткой экономии, ограничив импорт, но одновременно настоял на повышении минимальной заработной платы; это вызвало сильнейшее недовольство состоятельных кругов. Надо учитывать, что пользу от индустриализации Варгаса получали в основном промышленные рабочие, а их вместе с семьями в стране было не больше 10% населения, плюс некоторая часть бюрократии, участвовавшая в реализации проектов развития. Состоятельные бразильцы (около 20% населения, включая средние слои) были обозлены введением в 1953 г. множественного курса валюты, который был выгоден промышленникам и крайне невыгоден сельхозпроизводителям и торговцам. А массы сельских тружеников (70%) чувствовали только негативное влияние инфляции и не ощущали никакого позитива. В атмосфере роста напряженности в Бразилии произошло покушение на известного журналиста, политика и яростного врага Варгаса Карлоса Ласерду. Ласерда отделался ранениями, а полиции удалось арестовать киллеров: среди них оказался лейтенант Грегориу Фортунату, начальник личной охраны Варгаса. Это вызвало невиданный скандал, и генералы потребовали отставки президента. 24 августа 1954 г. Варгас застрелился прямо в президентском дворце, оставив письмо, в котором винил в произошедшем некие «темные силы». Так в Бразилии закончилась четвертьвековая «Эра Варгаса».
Револьвер, из которого застрелился Варгас и пижамная рубашка, в которую он был один в этот момент. Экспонируется в президентском дворце Бразилии
В левых кругах устранение Варгаса, как обычно, приписывается «правым кругам и реакционной военщине, за которыми стоял американский империализм». С какой стали «империализму» свергать президента, получавшего американскую поддержку с самого начала и до самого конца своего правления, левые политики и публицисты объяснить не могут. Ласерда, самый популярный критик Варгаса, был убежденным демократом и ненавидел президента за диктаторские замашки, которые были вовсе не выдуманы его противниками, а имели место на самом деле (покушение на жизнь самого публициста это подтверждает). Наконец, генералы, выступившие против Варгаса, тоже не были ни ставленниками США, ни марионетками в руках олигархов: они не доверяли Варгасу как бывшему диктатору, вовлекшему Бразилию в войну и проводившему политику, не выгодную среднему классу. Трагический финал «Эры Варгаса» - не результат «заговора темных сил», а логическое завершение эпохи авторитарного правления талантливого патриота с каудильистскими наклонностями, который все сильнее раздражал образованную часть бразильского общества своей непредсказуемостью, жесткостью и вообще политикой, которую он не желал ни с кем согласовывать.
* * *
Варгас – архитектор современной Бразилии. Олигархи называли его коммунистом, коммунисты – фашистом, президент США Франклин Рузвельт считал идейным отцом своего «Нового курса», а для простого народа он стал «отцом бедных». Он был и демократически избранным президентом, и диктатором. Он опирался на промышленных рабочих, но учитывал интересы и капиталистов, и помещиков. Вся его деятельность была посвящена одной цели – превращению Бразилии в современную, индустриально развитую страну. Сегодня Варгас является самой популярной политической фигурой в Бразилии, а Фонд Жетулиу Варгаса, основанный им самим в 1944 г. – самое влиятельное в стране объединение различных научно-исследовательских организаций и учебных заведений.
Сам Варгас никогда не использовал термина «социализм» в отношении проводимой им политики. Однако после создания в 1945 г. Трабальистской партии ряд ее левых активистов начали использовать термины «бразильский социализм», или «смуглый социализм» – в смысле неевропейский, латиноамериканский, мулатский. Это слово прижилось потому, что социально-экономическая модель Варгаса действительно ближе всего к немарксистским вариантам социализма, существовавшим в Латинской Америке в 1920-70-х гг. От других вариантов – мексиканского, боливийского, кубинского, чилийского – он отличался умеренностью и постепенностью, но одновременно и большей целеустремленностью и эффективностью. Если рассматривать «смуглый социализм» Варгаса как модель перехода от аграрного, олигархического общества к аграрно-индустриальному и демократическому, то его нужно расценивать как вполне успешный проект.
В поисках новой сущности
После гибели Варгаса Бразилия вступила в десятилетнюю полосу неустойчивости. В 1955 г. президентом страны был избран социал-демократ Жуселину Кубичек, а вице-президентом стал Жоао Гуларт – лидер ТП, бывший министр труда и земляк Варгаса (вице-президентом в Бразилии становился участник президентских выборов, занявший второе место по количеству поданных голосов). Новый президент энергично взялся за решение двух грандиозных задач: строительства новой столицы в центре страны и создания мощной автомобильной промышленности, и блестяще справился с обеими. 60-тысячная армия строителей за три года возвела в безлюдных сертанах Центральной Бразилии новую столицу, получившую название Бразилиа. Для того, чтобы привлечь в Бразилию крупных иностранных автопроизводителей, Кубичек отменил экспортные пошлины для производимых в стране машин, обязав иностранные компании в течение нескольких лет полностью локализовать производство. В результате не только заработали строившиеся со времен Варгаса заводы Romi-Isetta и Volkswagen, но и Toyota, Chrysler и Simca, а работавшие с 1920-х гг. Ford и DM перешли от промсборки к полностью локализованному в стране производству. Бразилия превратилась в крупного производителя автомобилей. В 1960 г. Ford, финская Valmet и национальная фирма Agrale приступили к производству тракторов.
Жуселину Кубичек. Фото: 1956 г.
Правление Кубичека было «золотым веком» Бразилии прошлого столетия. Политическая обстановка была спокойной, и нация жила надеждами на скорое наступление эры процветания. Крайне правые сошли с политической сцены. Коммунисты были вынуждены ограничиваться сетованиями на неготовность страны к революции, в то время как их самого яркого представителя - архитектора Оскара Нимейера – президент привлек к строительству новой столицы.
Начало строительства Бразилиа. Фото: 1950-е гг.
Все изменилось к худшему после того, как выборы 1960 г. неожиданно выиграл Жанио Куадрус – лидер маленькой Христианско-демократической партии, известной только в Сан-Паулу. Вице-президентом вновь стал Гуларт. Как управлять огромной страной, Куадрус, похоже, не знал, и занялся пиаром. В первую очередь он начал демонстрировать бразильцам свой национализм и антиамериканизм: новый президент отказался осуждать политику Фиделя Кастро на Кубе. В 1961 г., спустя всего семь месяцев после прихода к власти, он совершил серьезную ошибку, наградив Че Гевару высшей наградой Бразилии – Орденом Южного креста. Пресса и политики потребовали объяснить, чем заслужил ее иностранный коммунист, угрожающий «раздуть пожар революции» в Латинской Америке, в том числе и в Бразилии. И Куадрус проявил слабость: он ушел в отставку, опубликовав обращение к соотечественникам, сильно напоминающее предсмертное письмо Варгаса: в нем тоже говорилось о «темных силах», препятствующих ему править на благо народа. После политического кризиса президентом стал Гуларт. Понимая, что его ПТ недостаточно сильна, чтобы с ее помощью сокрушить сильные СДП и НДС, он начал опираться на формально нелегальную, но работавшую открыто Компартию, активисты которой стали его официальными советниками.
Жуан Гулар. Фото: 1961 г.
Левый президент принял Трехлетний план, который напоминал пародию на пятилетки Варгаса. Он должен был сразу преобразовать Бразилию: предусматривался рост ВВП на 70%. Производство стали, автомашин и электроэнергии планировалось увеличить вдвое (явно не зря ели свой хлеб его советники-коммунисты!). План, разумеется, провалился: темпы роста экономики составили всего 0,6% в год, зато инфляция разогналась до 78,4% в 1963 г. и до 91,8% в 1964 г. Налоги, тарифы и таможенные сборы резко возросли. Иностранных инвесторов Гуларт отпугнул запрещением вывода прибыли за границу и национализацией нефтеперерабатывающих, металлургических и энергетических активов; иностранные инвесторы начали останавливать свои предприятия. Рост дороговизны и нехватка товаров вызвали массовые акции протеста средних слоев, наиболее болезненно относящихся к падению своего уровня жизни.
Экономический кризис в стране сопровождался ростом социальной и политической напряженности. После революции на Кубе латиноамериканские левые, включая бразильских, уверовали в возможность захвата власти усилиями маленькой группы «героев» (в этом заключалась пресловутая «теория очага» Че Гевары). Поскольку коммунисты в Бразилии были слабы, они попытались опереться на амбиции самого Гуларта и авантюризм его окружения, в первую очередь его зятя Леонеля Бризолы – губернатора Риу-Гранди-ду-Сул, и губернатора Пернамбуку Мигеля Араиса. В качестве политического тарана левые решили использовать Крестьянские лиги – движение сельских маргиналов Нордесте, которые с 1962 г. начали получать деньги от Кубы и Китая. С 1961 г. 219 бразильцев прошли военную подготовку на Кубе, а в 1962 г. армия обнаружила и ликвидировала партизанскую базу Крестьянских лиг близ городка Дианополис в штате Гояс. На базе были изъяты оружие, тексты Фиделя Кастро, кубинские флаги, боевые инструкции, планы диверсий и финансовые документы. Двадцать четыре боевика оказались в тюрьме (Д.Роллемберг «Поддержка Кубы вооруженной борьбы в Бразилии: партизанская подготовка" (порт.), интернет-версия). До переворота в 1964 г. такие же базы армия обнаруживала в штатах Акри, Байя и Пернамбуко; вмешательство Кубы во внутренние дела Бразилии, как и тайное покровительство Гуларта кубинскому вмешательству, не вызывали никаких сомнений. Политической «крышей» будущего повстанческого движения был созданный в 1962 г. Фронт народной мобилизации (ФНМ), возглавляемый Бризолой. К моменту переворота в его состав входило свыше 58 тысяч боевиков, но вооружить и обучить их не успели («Grupo dos Onze Companheiros, movimento liderado por Brizola para barrar o Golpe e avançar com as Reformas (parte 3) - Documentos Revelados»).
Тем временем Престес, зная, что Компартия слишком слаба, как и раньше, уповал на военное восстание. Под влиянием коммунистов Гуларт разрешил создание профсоюзов солдат и младшего офицерского состава, что подорвало дисциплину в армии и запустило опасные процессы ее политизации.
В марте 1964 г. наступили развязка. Гуларт заявил, что «следующим президентом Бразилии станет Леонель Бризола» (т. е. неважно, за кого проголосуют избиратели – будет, и все!), а сам преемник сообщил бразильцам, что при его правлении Бразилия станет «огромной Кубой». 25 марта прошло собрание профсоюза военных моряков, принявшее программу, копирующую программу Компартии. Министр ВМС Сильвио Мота приказал морским пехотинцам арестовать лидеров движения, однако командир корпуса морской пехоты контр-адмирал Кандидо Арагон заявил о поддержке революционеров. Гуларт приказал не предпринимать никаких действий против мятежников, и 30 марта публично поддержал их требования (то есть требования Компартии). В тот же день армия вышла из казарм и начала переворот. Президент улетел в родной штат Риу-Гранди-ду-Сул; дислоцированные там войска объявили о его поддержке и готовности оказать вооруженное сопротивление путчистам. Однако при приближении колонн мятежников солдаты и офицеры начали переходить на их сторону, и Гуларт вместе с Бризолой бежали в Уругвай. В Бразилии произошел военный переворот, который приветствовало большинство бразильцев, уставших от инфляции, политического хаоса и экономического застоя.
* * *
Гуларт, как и его несостоявшийся преемник Бризола, не были коммунистами. Его действия были хаотичными, непродуманными, хотя и не отличались радикализмом: так, о крайне ограниченной аграрной реформе он объявил всего лишь за две недели до своего свержения. Он поссорился с СДП и НДС, с генералами, с национальными бизнесом и иностранными инвесторами, с католической церковью, настроил против себя средний класс, и при этом не сумел привлечь на свою сторону ни крестьян, ни большинство рабочих (ведь от инфляции сильнее всего страдают именно трудящиеся). «Джанго», как фамильярно называли бразильцы президента-неудачника, был властолюбцем, провалившим все, что только можно провалить, и не желавшим расставаться с властью. Впрочем, Фидель Кастро, партизаня против диктатуры Батисты, тоже не был коммунистом, но стал им ради удержания власти. Поэтому и испугались и бразильская элита, и Вашингтон: обещанная Бризолой Бразилия в виде «огромной Кубы» в условиях Холодной войны была для них кошмаром.
Гуларт, объявляя Бризолу своим преемником, поступил не как приверженец демократии, а как типичный каудильо. И сам Бризола в родном штате тоже вел себя как некоронованный король: проводил аграрную реформу по собственному плану, национализировал собственность американских компаний, хотя они по закону национализации не подлежали. А уж обещание превратить Бразилию в «огромную Кубу», на что ему бразильские избиратели не давали согласия, вообще не нуждается в комментариях.
Бразильская армия вновь совершила переворот, спасая страну. В 1945-м она отстранила от власти Варгаса из-за того, что он, обещая не претендовать на новый президентский срок, инициировал массовое движение в поддержку продолжения своего правления. В 1954 г. армия вновь потребовала отставки Варгаса после покушения его охранников на оппозиционера Ласерду. В 1964 г. армия вновь вышла из казарм после того, как президент открыто начал действия, направленные на установление диктатуры своего клана и опираясь на мятежников в самой армии. Таким образом, бразильские вооруженные силы все три раза выступали гарантами сохранения политической стабильности и недопущения гражданской войны в Бразилии. Нельзя не отметить также, что все три переворота бразильские военные сумели совершить бескровно, что выгодно отличает их от коллег в погонах из испаноязычных стран Латинской Америки.
В 1964 г. армия первоначально, как и в 1945-м, и в 1954-м не собиралась оставаться у власти длительное время – и в этом Бразилия отличалась от стран Испанской Америки, в которых армии, захватывая власть, как правило, отдавать ее вновь «штафиркам» не собираются. В Бразилии же военные в день переворота объявили, что они намерены изгнать из властных кабинетов коммунистов и их покровителей (т.е. Гуларта и Бризолу) и спокойно уйти в казармы. Военные поначалу сохранили действовавшие политические институты – Конгресс, многопартийную систему, демократические свободы и т.д. Страной стало управлять Верховное революционное командование, сформированное главнокомандующими тремя родами войск Вооруженных Сил. Репрессии военного режима на первых порах ограничились тем, что Гуларту, Бризоле и еще двум десяткам министров, депутатов и политиков было приказано уехать из страны и в течение 10 лет запрещалось заниматься политикой.
Военные назначили своего президента: им стал генерал Кастелу Бранку – ветеран Второй Мировой войны, считавшийся приверженцем демократии. Однако вскоре после переворота в армии усиливаются сторонники «жесткой линии», считавшие, что в войне с коммунизмом выиграна только первая битва и настаивавшие на сохранении власти в руках военных на неопределенный срок. В 1965 г. армия принимает «Доктрину национальной безопасности», распускает Конгресс, отменяет выборность губернаторов и запрещает политические партии.
Кастелу Бранку. Фото: 1964 г.
Желающим заниматься политикой разрешили создать две партии под недреманным оком армии: проправительственную Партию национального возрождения (АРЕНА) и оппозиционное Бразильское демократическое движение (МДБ). В первую вошли бывшие активисты НДС, часть СДП и несколько трабальистов, во вторую – другая часть СДП и большинство членов ПТ.
Бразильская армия, переформатировав политическое пространство страны, приступила к модернизации экономики еще более энергично, чем это делали гражданские правители-реформаторы. «Комментируя особенности модернизационной политики, генерал Карлос де Мейра Маттос писал о необходимости радикальной ломки традиционных отношений и выстраиванием новых, современных, структур: «невозможно насаждать демократию в условиях голода, нищеты и неграмотности... путь к демократии лежит через развитие» (М. В. Кирчанов «Авторитаризм, национализм и политический протест (проблемы модернизации в Бразилии 1930 – 1980-х годов)», автореферат, Воронеж, 2009, с. 95).
«Бразильское чудо»
«Незадолго до Второй мировой войны в Бразилию эмигрировал Стефан Цвейг. Он был настолько впечатлен потенциалом и мощью этой страны, что в конце жизни, в 1942 г. он даже опубликовал книгу «Бразилия – страна будущего». Книга была встречена насмешками: дескать, если Бразилия и есть страна будущего, то таковой она и останется. И лишь спустя многие годы стало понятно, что имел в виду писатель» (Л. Авдеева «В чём секрет бразильского экономического чуда», Информационно-аналитическое агентство «Посольский приказ», 2013.04).
В 1970-х гг. не только бразильцам, но и очень многим в мире показалось, что немецкий писатель был пророком. В Бразилии произошло экономическое чудо – его автором считается министр финансов, гражданский технократ Делфим Нетту. С 1968 по 1973 г. ВВП страны рос на 10-14% в год, и за пять лет увеличился в 2,2 pаза. По абсолютному объему этого показателя Бразилия перешла с 28-го места в мире на 8-е место, в то время как инфляция снизилась до невиданной для Бразилии величины 15-20% в год. Рост финансировался в основном за счет масштабных внешних заимствований, а основные инвестиции шли в металлургию, машиностроение, энергетику и строительство. В 1968 г. появляется первый успешный национальный проект в автомобилестроении: начинает работать автозавод Gurgel Motores; его основатель, Жоао Гуржел, претендовал на лавры «бразильского Форда». В том же году государственный авиазавод EMBRAER начинает производство легкого грузопассажирского самолета ЕМВ-110 «Бандейранте» – первой латиноамериканской машины, охотно закупавшейся зарубежными странами (самолет был спроектирован французским авиаконструктором Максом Хольстом). В 1969 г. то же предприятие осваивает выпуск легкого реактивного штурмовика AT-26 «Шаванте» по итальянской лицензии, названного в честь воинственного индейского племени. В 1970 г. производитель сельскохозяйственных машин Bernardini начинает выпуск легких танков X1А1 «Каркара» (на базе легкого американского танка времен Второй Мировой войны М3А1 «Стюарт»). В 1971 г. государственная машиностроительная компания ENGESA демонстрирует первый образец легкой бронемашины ЕЕ-9 «Каскавел» (глубокая переработка американского броневика Второй Мировой войны M8 «Грейхаунд»), которую армии стран Латинской Америки и Африки вскоре начнут буквально расхватывать, как горячие пирожки. Это перечисление говорит, во-первых, о сильном рывке, совершенном бразильским машиностроением (а оно – основа индустрии), а во-вторых – об отсутствии собственной инженерно-конструкторской базы, делавшей Бразилию зависимой от иностранных технологий. А ведь именно технологическая независимость определяет успех развития.
ЕМВ-110Р1 «Бандейранте»
В принципе никаких новаторских идей или прорывных технологий бразильские военные не использовали. Они навели в стране порядок, жестко ограничили зарплаты трудящимся, запретили забастовки и сумели получить неограниченный доступ к иностранным, в первую очередь американским, кредитам. Военные правители снизили антиимпериалистическую риторику, разорвали дипломатические отношения с Кубой, приняли участие в международной оккупации Доминиканской Республики (1965 г.) и закупили в США большие партии военной техники, включая новейшие в то время истребители F-5 Tiger II – эти действия облегчили доступ к американским деньгам. При этом нельзя забывать, что стремление бразильского военного режима улучшить отношения с США вызывались в первую очередь агрессивной политикой Кубы, тренировавшей бразильских левых боевиков и помогавших им деньгами и оружием.
Ограничение зарплат трудящимся сопровождалось довольно масштабными социальными проектами – так, предприятия госсектора обеспечивали своих рабочих социальными пакетами и дешевым жильем. В 1967 г. в Бразилии был наконец-то принят закон об аграрной реформе, согласно которому необрабатываемые или используемые не по назначению земли подлежали отчуждению с последующей продажей или передачей крестьянам (воистину парадоксально, что аграрная реформа начала производиться не левыми правительствами Кубичека и Гуларта, а военной хунтой!). К 1970 г. Бразилии удалось добиться почти 100%-ной занятости, что крайне необычно не только для страны «третьего мира», но и вообще для капиталистического государства.
Главным лозунгом военного режима стало «Развитие любой ценой!». И цена эта была велика. Мощный экономический рывок Бразилии привел к еще большему усилению в дифференциации доходов населения, которая и прежде была огромной: в 1968-80 гг. доля 10% самых богатых бразильцев в доходах населения выросла с 38,87% до 48,35%. В 1965-1974 гг. реальная зарплата в условиях инфляции сократилась на 31% при одновременном росте производительности труда на 56%: таким образом были созданы благоприятные условия для производства, ориентированного на экспорт. Аграрные законы исполнялись только в развитых и богатых штатах Юга и Юго-Востока, где они были не особенно актуальны, а в отсталых Нордесте и Амазонии фазендейро их попросту игнорировали – там вооруженные отряды «пистолерос», как и в XIX веке, расправлялись с непокорными крестьянами. В 1970 г. военная контрразведка докладывала президенту Гаррастазу Медиси, что в Амазонии невозможно покончить с убийствами и захватами в рабство индейцев, так как на всей этой огромной территории имеется всего лишь 280 полицейских. В крупных городах полиция боролась с преступностью при помощи «эскадронов смерти»: после работы полицейские, переодевшись в гражданскую одежду, попросту убивали тех, кого подозревали в противозаконной деятельности.
В 1974 г. «Экономическое чудо» подверглось сильнейшим ударам со стороны мирового рынка и природы. «Первый нефтяной шок», втрое взвинтивший цены на нефть, резко увеличил траты Бразилии на закупки топлива, а сильнейшая засуха, обрушившаяся на Нордесте, выгнала из села в городские фавелы новые миллионы бедных крестьян: высохшие поля и плантации превращались в безжизненные пустыни. Подорвал экономику и «Великий мороз» в 1975 г., когда небывалые холода уничтожили кофейные плантации в штатах Сан-Паулу и Парана – главных производителях кофе. Полная занятость населения, предмет гордости бразильских генералов, продержалась меньше пяти лет.
Экономический рост снизился с 14% в 1973 г. до 6,5% в 1975 г. и до 5% в 1978 г. Учитывая, что естественный прирост в те годы превышал 2,8% в год, реальный рост экономики стал не таким уж впечатляющим. Тем не менее тогдашний президент, маршал Эрнесто Гейзел, предпринимал отчаянные попытки продолжить экономический рост. В 1974 г. появляется государственная компания Cobra, занявшаяся производством компьютеров военного и гражданского назначения. В 1976 г. началось освоение самого большого в мире месторождения железной руды Каражас в бассейне Амазонии. В 1978 г. создается компания Helibras, производящая вертолеты по французской лицензии. Тогда же на реке Парана началось строительство огромной ГЭС «Итайпу», ставшей самой большой в мире.
Эрнесту Гейзел. Фото: 1974 г.
Президентство Гейзела (1974-79 гг.) было последним этапом индустриализации Бразилии. По словам да Силвы («Лулы»), президента Бразилии в 2003-2011 гг., Эрнесту Гейзел «был последним президентом Бразилии, который вкладывал деньги в развитие инфраструктуры». При его правлении военный режим принял принципиальное решение: провести в 1985 г. выборы и передать власть гражданскому правительству. Свою историческую роль – стабилизации ситуации в стране и достижения относительно высокого уровня экономического развития – бразильские военные сочли выполненной. Однако, готовясь к уходу от власти, военные впали в своего рода ступор: во время президентства последнего представителя генералитета, Жоао Фигейреду (1980-85 гг.), они не решались предпринимать каких-либо решительных действий ни в политике, ни в экономике. В 1979 г. «отец» «Экономического чуда» Нетту предложил план «Второго чуда»: он предусматривал прекращение реализации мегапроектов и перенос реформ на развитие сельского хозяйства, инфраструктуры и решение социальных проблем. Однако генералы не согласились с проектом. А в 1981 г. по «Экономическому чуду» был нанесен сокрушительный удар: американские банки подняли процентные ставки по кредитам, и Бразилия оказалась в списке безнадежных должников. Внешняя задолженность страны превысила $100 миллиардов, и вместо вложений в развитие экономики и социальной сферы $12 миллиардов начало ежегодно уходить на обслуживание внешних долгов. Инфляция в 1980 г. выросла до 110%, а в 1983 г. достигла 200%. В том же году впервые со времен Великой депрессии 1929 г. экономика Бразилии рухнула на 3,1%, а доходы трудящихся – на 9%.
«Экономическое чудо» испарилось.
* * *
В советской политической литературе бразильский военный режим именовался «правой», «проимпериалистической», а иногда даже «военно-фашистской диктатурой». Это, конечно, не соответствует действительности. В экономике военные режимы делали упор на развитие госсектора и национальных компаний. Иностранные корпорации в Бразилии были жестко ограничены законами, принятыми еще при Варгасе – о найме не менее 50% управленцев-бразильцев, о праве только бразильцев занимать руководящий пост в бразильских филиалах, о локализации иностранными компаниями производства продукции в Бразилии, о высоких импортных тарифах на все товары, производимые в стране и т.д. Во внешней политике Бразилия поддерживала демонстративно хорошие отношения с СССР и другими странами социалистического лагеря, исключая, разумеется, Кубу, предпринявшую военную агрессию против Бразилии. В социальной политике деятельность военных правительств была неоднозначной, но в целом ее можно считать патерналистской по отношению к трудящимся. Во второй половине 1970-х гг. военные власти разрешили свободную деятельность профсоюзов, а с 1979 г. – и политических партий. При этом программу правительственной партии АРЕНА даже советские публицисты называли «левой по форме».
В целом политика военных режимов пользовалась поддержкой большинства бразильцев, в том числе трудящихся. Во время военного переворота 1964 г. трудящиеся не оказали военным никакого сопротивления, и до начала экономического кризиса 1981-83 гг. в стране не было массовых забастовок; протестовали в основном студенты, но и они в годы «Экономического чуда» в основном перешли к поддержке режима. Левые силы в 1960-70-е гг. пытались развернуть в Бразилии повстанческую войну – сначала левые трабальисты Бризолы (Фидель Кастро в 1965 г. вручил ему $1 миллион, передал партию оружия и прислал обученных боевиков для создания «партизанского очага»), затем троцкисты и маоисты создавали вооруженные отряды для ведения «городской герильи» в Сан-Паулу и партизанской войны в штате Гояс. Однако никакой поддержки эти попытки не получили ни в городских трущобах, ни в сельской местности, и к 1974 г. повстанчество в Бразилии было окончательно подавлено.
Интересно, что после краха левых сил их место на какое-то время заняло прогрессивное крыло католической церкви – т.н. «теология освобождения». У его истоков стояло движение «базовых христианских общин» - неформальных низовых объединений верующих. Сторонники «теологии освобождения» считали, что христианское спасение недостижимо без экономического, политического, социального и идеологического освобождения. По их мнению, бедность и бесправие большинства латиноамериканцев противоречит Божественному промыслу, а бедность является общественным грехом, поэтому необходимо уничтожение эксплуатации, произвола и несправедливости. Надо отметить, что прообразы подобных структур существовали в Бразилии с XIX века – в частности, они сыграли ведущую роль в таких народных движениях, как «Война Канудус» (1895-97 гг.) и «Война Контестаду» (1902-17 гг.). Некоторые общины в 1950-70-х гг. преобразовывались в подобие кооперативов, другие ограничивались духовным общением своих участников.
Второй Ватиканский собор, состоявшийся в 1962-65 гг., поддержал стремление католиков к устранению социальной несправедливости, что было воспринято многими верующими как призыв к социальной революции. Движение левых католиков, в том числе в Бразилии, получила мощный импульс.
Среди лидеров левой католической оппозиции в Бразилии ведущее место занимал Элдер Пессоа Камара – архиепископ Олинды и Ресифи, один из организаторов Национальной конференции епископов Бразилии. Он, получивший прозвище «епископ трущоб», всю жизнь деятельно помогал беднякам и защищал их права. Еще в 1952 г. епископ организовывал союзы католических трудящихся, а в 1959 г. он основал благотворительный «Банк промысла Божьего» для борьбы с бедностью и нищетой, задачей которой стала выдача дешевых ссуд и займов беднякам. Под влиянием Камары католическая церковь в Бразилии начала резко критиковать жестокие действия режима военной диктатуры и призывать к социальным переменам. Архиепископ объяснял причины восстаний и революций бедностью народов, но призывал воздерживаться от революционного насилия. «Когда мне удается накормить бедных, меня называют святым. Когда я спрашиваю, почему бедные люди голодают, меня называют коммунистом», - говорил он. «Епископ трущоб», отвергая марксизм, открыто называл себя христианским социалистом, явочным порядком легализовав этот термин в Бразилии, где после переворота 1964 г. любое упоминание социализма было опасным. В 1970-е гг. Камара организовал мощную кампанию против арестов бедняков, не имевших документов: «Тюрьмы полны беззащитными бедняками», – взывал он к президенту Гейзелу.
Архиепископ Камара. Фото: 1974 г.
«Теология освобождения» с самого начала разделялась на две фракции, одна из которых уделяла основное внимание правозащитной деятельности и конкретной помощи нуждающимся, а другая склонялась к прямому участию в революционном, в том числе повстанческом, движении. В середине 1970-х гг., как упоминалось выше, повстанческое движение было уничтожено, а военный режим пошел по пути демократизации, прекратив репрессии и ослабив силовое давление на недовольных бедняков. Кроме того, с конца того десятилетия Католическая церковь заняла жесткую политику по отношению к «теологии освобождения», четко указав на недопустимость участия католиков в революционном движении. Интеллектуальный лидер левого крыла движения Леонарду Бофф был отстранен от служения, а самого Камару попытались лишить архиепископской кафедры. Хотя эта попытка не удалась, влияние левых священнослужителей пошло на убыль. Опять же не будем забывать, что военный режим пользовался поддержкой подавляющего большинства бразильцев.
«Теология освобождения» была комплексом оппозиционных антивоенных трендов, которые базировались, с одной стороны, на христианской идее, а, с другой, на общедемократических ценностях. Заметен определенный крен теологии освобождения в сторону революционной риторики и латиноамериканского революционаризма. Вероятно, в этом контексте не следует преувеличивать роль левого контента в политической доктрине бразильской теологии освобождения.
Бразильские католики не сыграли ведущей роли в ослаблении военного режима и начале процессов политической демократизации. Светские политики в этом отношении достигли более значительных и заметных результатов» (М. В. Кирчанов «Авторитаризм, национализм и политический протест (проблемы модернизации в Бразилии 1930 – 1980-х годов)», автореферат, Воронеж, 2009, с. 127).
В 1980 г. при содействии военного режима, решившего поддержать альтернативу коммунистам, профсоюзный лидер Луис Инасиу да Силва («Лула») и борец за экологию Шику Мендес создали коалицию профсоюзов, марксистских групп различного направления, безземельных крестьян, экологических и других социальных движений, в которой присутствовали и сторонники «теологии освобождения». Однако левые католики так и не стали сколько-нибудь заметной ее составляющей.
Демократизация и деиндустриализация
В тисках финансового, долгового и, как следствие – экономического кризиса Бразилия в 1985 г. перешла к демократическому правлению. Главой государства стал известный своей честностью и принципиальностью демократ Танкреду Невис, но он внезапно умер еще до инаугурации, и президентский пост занял Жозе Сарней – малоизвестный политик из Мараньяна, самого нищего штата Нордесте. Он достаточно вяло пытался бороться с кризисом, не имея каких-либо экономических идей, и в 1990 г., наверное, с облегчением передал власть выигравшему выборы Фернанду Колору ди Мелу – молодому миллионеру из маленького штата Алагоас, тоже расположенного в Нордесте. У того была четкая программа финансовой стабилизации: по «плану Колора» крупные средства с банковских счетов были выведены из свободного обращения и переведены в специальные правительственные фонды; таким образом правительство пресекло финансовые спекуляции и поставило под контроль средства, находившиеся в распоряжении чиновников и вращающиеся в «сером» и «черном» секторах экономики. План привел к резкому сокращению инфляции, обескровливавшей Бразилию уже десятилетие. Однако против президента выступила мощная элитная группировка, обвинившая его в покровительстве определенных коммерческих структур; Конгресс и Федеральная полиция начали расследование. После нескольких месяцев бесплодной борьбы 29 декабря 1992 г. Колор, не дожидаясь неизбежного импичмента, ушел в отставку, предварительно заявив, что ни в чем не виноват. Вскоре комиссия по расследованию его деятельности официально сняла с него все обвинения, но было поздно: у власти уже находился бывший вице-президент Итамар Франку, мало занимавшийся управлением страной.
Митингующие призывают правительство к импичменту Колора. Фото: сентябрь 1992 г.
Отстранение от власти президента-реформатора, тем более по ложному обвинению – явление беспрецедентное для демократической страны, и потому нуждается в разъяснении. Тем более, что по прошествии 24 лет ситуация повторилась: импичмент был объявлен президенту Дилме Русеф, и тоже по сомнительному поводу и в нарушение Конституции.
«…Фактором слабости партийных структур стало явление, называемое “coronelismo”, “полковничество”. Благодаря децентрализации власти в Бразилии политическое влияние на территориях сосредотачивалось в руках богатых землевладельцев, которые в период ранней империи стали полковниками национальной гвардии в своих штатах – откуда и возник термин. Эти “полковники” создавали на своих территориях вертикальные системы политической и экономической зависимости, обеспечивая таким образом трансляцию своих предпочтений в публичную политику. Профессиональные политики в этих условиях оказывались просто клиентами полковников.
В течение ХХ века ситуация определенным образом изменилась. С одной стороны, с диверсификацией экономики в каждом штате стали появляться новые олигархи, что создавало определенную экономическую конкуренцию. С другой стороны, с усилением госрегулирования экономики политики начали эмансипироваться от местных землевладельцев и создавать собственные структуры влияния. Эти сообщества перетекают друг в друга – до сих пор типична ситуация, когда представители экономической элиты (хотя и не первого ряда) уходят в публичную политику, или корифеи публичной политики под занавес карьеры становятся обладателями больших (но не самых больших) состояний. Впрочем, влияние этих людей определяется не их личным состоянием, а фактическим контролем (через систему личных взаимосвязей и обязательств) над различными региональными ресурсами – как экономическими, так и политическими. (…)
При этом эти лидеры по соображениям удобства легко меняют партийную принадлежность. (…) Партийная принадлежность кандидатов в губернаторы и сенаторы также является второстепенным фактором при формировании политических союзов. До сих пор совершенно нормальной является практика, когда правящая партия поддерживает губернатора от оппозиционной партии в обмен на поддержку на парламентских выборах. Это на самом деле демонстрирует, что главной “боевой” единицей бразильской политики до сих пор остаются современные “полковники”, а политические решения в значительной степени являются результатом соглашений персон, а не партий. (…) В политических кругах страны ходило высказывание одного из губернаторов: “я обанкротил штат, но обеспечил победу на выборах своему кандидату”. (…)
…Главное для мелких партий – вовсе не программа правительства, а получение выгодных правительственных постов для своих лидеров и дальнейшее размещение своих сторонников вниз по правительственной иерархии – и особенно на позиции в советах директоров государственных компаний. Неудивительно, что такая система расстановки кадров провоцирует расцвет коррупции» (С. Васильев «Модернизация Бразилии: эпоха двух президентов», Polit.ru, 15.11.2010).
Это объясняет, почему бразильская элита решила отстранить от власти президента Колора: он своими действиями покусился на коррупционную сущность бразильской политики (в конце 1980-х гг. объем коррупционных сделок Фонд Жетулиу Варгаса определял в чудовищную по тем временам сумму в $70 миллиардов).
После импичмента. Колор покидает президентский дворец. Фото: 2 октября 1992 г.
* * *
Пока бразильская военная верхушка сдавала дела гражданским политикам, а те боролись между собой за власть и доступ к деньгам, экономика страны деградировала. Этот процесс красочно – ярче, чем сухие цифры падения ВВП, роста инфляции и внешнего долга – иллюстрирует судьба важнейших экономических проектов.
На волне успехов в производстве бронетехники и легкой авиатехники бразильские предприятия попытались двинуться дальше. В конце 1970-х гг. бразильская армия заказала национальной промышленности разработку легкого танка (для собственной армии), основного танка (на экспорт), колесного истребителя танков, реактивного штурмовика и РСЗО. Работы велись в условиях жестокого кризиса и нехватки средств, а главное – равнодушия к созданию новой техники как со стороны гражданских политиков, так и, что выглядит неожиданно – генералитета. Объяснить эту метаморфозу можно разве что уходом на пенсию прежней генерации военных, для которых развитие промышленности, в том числе военной, было основной целью.
В 1984 г. компания Bernardini выпустила опытный экземпляр легкого танка «Тамойо», а фирма ENJESA – основного танка «Озорио». Легкий танк был признан военными вполне удовлетворяющим нужды бразильских танкистов, но на его производство не нашлось средств, и проект был закрыт. «Озорио» выиграл конкурс в Саудовской Аравии у американского «Абрамса» и немецкого «Леопарда», но под давлением американских фирм арабы отказались от бразильской машины, и производить ее не стали. А тем временем бразильской армии были нужны танки, даже невзирая на кризис. И бразильские власти решили обновить танковый парк… закупив подержанные немецкие «Леопарды» – те самые, которые проиграли саудовский конкурс «Озорио»! С точки зрения экономии средств это было разумно, но для развития национальной экономики – губительно. Бразилия теряла возможность освоить выпуск современной высокотехнологичной продукции, построить новые машиностроительные предприятия, обучить квалифицированный персонал. Колесный истребитель танков «Сукури» был изготовлен в одном экземпляре в 1987 г., представлен восторженной публике – и забыт.
Бразильский танк «Озорио»
С реактивным самолетом произошла вообще странная история. Бразильский производитель EMBRAER, не имея достаточного опыта для производства машин такого типа, договорился с опытными итальянскими авиапроизводителями о совместном производстве штурмовика. Со свойственным латиноамериканцам легкомыслием бразильские СМИ заявили на весь мир, что начинают производить легкий истребитель-штурмовик и вскоре захватят рынок самолетов такого типа, экспортировав не менее 1000 машин. Однако денег на проект выделялось мало, и 70% узлов и агрегатов самолета было решено не изготавливать в Бразилии, а закупать в Италии. В результате самолет потерял главное преимущество бразильской техники – дешевизну. Легкий штурмовик АМХ, собираемый в Бразилии, по цене не уступал полноценным истребителям – таким, как американский F-16 или советский МиГ-29, при этом его боевые возможности были несравненно меньшими. Кроме того, итальянские комплектующие, часть которых к тому же производилась по лицензиям США, позволяли странам-разработчикам по своему усмотрению запрещать экспорт машины. В результате никакого экспорта не получилось: только Венесуэла заказала было 12 машин, но американцы запретили сделку.
Иначе как полным равнодушием к судьбе собственной авиационной промышленности эту историю назвать нельзя. Впрочем, бразильский авиапром выжил, несмотря ни на что, и сегодня компания EMBRAER является третьим в мире производителям авиатехники, уступая только таким гигантам, как Boeing и Airbus. Однако военная линия производства развития не получила.
С начала 1980-х гг. процесс индустриализации Бразилии сменился противоположным – деиндустриализацией. По инерции продолжалась реализация проектов, начатых военными (ГЭС «Итайпу» и «Тукуруи», космодром «Алкантара», предприятия ядерной энергетики), но новые проекты не реализовывались. Постепенно приходили в упадок и уже существующие мощности. В 1983 г. обанкротился крупнейший в Бразилии торгово-промышленный конгломерат «Матараццо», в состав которого входило более 350 предприятий; ослабли позиции могучего металлургического и энергетического гиганта «Воторантим». Разорилось госпредприятие ENGESA, выпускавшее бронетехнику. Производство электроники, в том числе военного назначения, которое военный режим считал очень важным, сохранилось, но на этом направлении не удалось достигнуть качественного прорыва, подобного, например, израильскому: бразильские электронные и компьютерные системы так и остались не самой продвинутой продукцией и конкурировать с гигантами из развитых стран не могут.
Ослабление, а в ряде случаев полный крах мощных государственных корпораций Бразилии связан с тем, что элита относилась к ним как к дойным коровам: туда трудоустраивали политиков, не умеющих и не желающих работать (этакий бразильский вариант «кормления»), у них постоянно требовали денег как для политических кампаний, так и на затыкание бюджетных дыр. Даже такие гиганты, как «Петробраз» (нефть), «Сидебраз» (черная металлургия), «Электробраз» (энергетика), «Вале» (горнодобывающая отрасль) и EMBRAER (авиация) к началу 1990-х гг. с трудом выживали, теряя доходы и способность к конкурентной борьбе.
Развитие Бразилии с 1980-х гг. идет по экстенсивному пути: развивается строительство, производство продуктов питания, одежды и обуви, а высокотехнологичные, трудоемкие и наукоемкие отрасли существуют в режиме выживания.
Мечта о Бразилии как великой державе XXI века, которую вслед за военными правителями лелеяло и большинство бразильцев, так и осталась мечтой.
Социализм – это только слово
Президент Франку в 1993 г. назначил министром финансов известного экономиста и социолога Фернанду Энрике Кардозу, в прошлом марксиста и основателя Партии бразильской социал-демократии (ПБСД). Тот рьяно взялся за дело, разработав план финансового оздоровления под названием «Реал». Он заключался в том, что параллельно с национальной денежной единицей – крузейро – в обращение вводился реал, равный доллару и не подверженный инфляции. Он постепенно вытеснил крузейро, и Бразилия наконец-то получила стабильную национальную валюту. В течении года ситуация в финансах и экономике стабилизировалась, и начался медленный рост ВВП. А в 1984 г. Кардозу выиграл президентские выборы.
Фернанду Энрике Кардозу. Фото: 1994 г.
Впервые в истории страны главой Бразилии стал человек, известный своими социалистическими взглядами. Правда, к 1990-м гг. Кардозу, совершив большую внутреннюю трансформацию, уже не был левым и, став президентом, о социализме уже не говорил. Более того: его политика заключалась в шоковой терапии неолиберального свойства – он буквально распахнул бразильский внутренний рынок для импорта с тем, что встряхнуть бразильских производителей и заставить их работать в жестких конкурентных условиях. В частности, бурный поток дешевых корейских и российских автомобилей буквально сокрушил единственного крупного национального автопроизводителя: «Нива» убила «Гуржел», – говорят бразильцы.
Внедорожник марки Гуржел
Кардозу также энергично начал приватизацию: акции госкомпаний были проданы, у государства остались только «золотые акции», позволявшие правительству блокировать политически опасные сделки. Надо сказать, что, в отличие от российской, бразильская приватизация принесла государству огромные доходы: например, только первая и не самая крупная приватизационная сделка – продажа телефонной сети штата Сан-Паулу – пополнила бюджет на $5,5 миллиардов. В 1997-2000 гг. доходы от приватизации превысили 5% ВВП и позволили сбалансировать бюджет.
На вырученные средства Кардозу приступил к реализации небывалых по масштабам социальных программ: строилось жилье для бедных, выделялась солидная финансовая помощь старикам, инвалидам, детям из малообеспеченных семей, матерям-одиночкам.
Кардозу стал первым президентом Бразилии, правившим два срока подряд. Он выполнил свою главную задачу – вывел страну из затяжного кризиса и существенно облегчил жизнь самым бедным бразильцам. Приватизированные компании, такие как «Петробраз» и «Вале» стали достаточно эффективными (последняя даже заняла первое место в мире по обороту среди горнодобывающих компаний). Однако развитием высокотехнологичных отраслей правительство Кардозу не занималось, а тем временем технологическое отставание Бразилии от развитых стран усиливалось.
Кардозу, без сомнения, был успешным правителем, и его заслуги перед страной несомненны. Но те, кто ожидали от бывшего марксиста социалистических преобразований, жестоко ошиблись. Политика Кардозу основывалась на необходимых для страны действиях, не связанных ни с какой идеологией: если приватизация и открытие рынков – это явный неолиберализм, то его сильная социальная политика скорее относится к левым приоритетам. Экономическую политику Кардозу справедливо называют «шоковой терапией», однако выбора у него не было: либо сделать то, что сделал он, либо просто не делать ничего – и страна загнивала бы дальше. Во всяком случае, политика Кардозу не была «шоком без терапии», как в России в 1992 г.
Можно сказать, что правление Кардозу – это правление бывшего социалиста, проводившего совершенно несоциалистическую политику. Однако среди бразильских трудящихся, несколько улучшивших вследствие политики Кардозу, качество жизни, сразу выросли социальные ожидания: они ждали еще более сильной социальной политики, хотели решительных реформ.
Кардозу смело бросил вызов коррупции: он навел порядок в финансовой сфере, серьезно осложнив привычные схемы обогащения и карьерного продвижения политикам, и поставив под угрозу их доступ к всевозможным внебюджетным фондам. Нанеся сильный удар по политической коррупции, Кардозу, конечно, не мог покончить с ней как с системообразующим явлением – на это нужны многие годы, мощные и не коррумпированные силовые структуры, а также влиятельная и тоже свободная от коррупции судебная система. Всего этого у Кардозу не было. Отстранить президента от власти, как Колора, бразильская элита не сумела, но она лихорадочно искала нового национального лидера, который вернет ей прежние возможности.
В этих условиях в 2002 г. к власти в Бразилии пришли левые силы: президентом страны стал бывший рабочий-металлист Луис Инасиу да Силва («Лула»), а его Партия трудящихся (ПТ – не путать с аналогичным сокращением названия Партии трабальистов) вместе с союзниками заняла большинство мест в Конгрессе. ПТ – это не социал-демократы Кардозу, это настоящая марксистская партия, хотя в ее составе очень разные марксисты – сталинисты, троцкисты, маоисты и ходжаисты, а также «зеленые» и левые христиане.
Сторонники Партии трудящихся празднуют победу на президентских выборах. Фото: 2006
В избрании Лулы, судя по всему, решающую роль сыграл психологический фактор. Кардозу для бразильцев был высокообразованный интеллектуал, профессор и автор многих книг, «белый» аристократ, и, выбирая его президентом, избиратели надеялись, что он как бы «поднимет» их до своего уровня. А с Лулой все обстояло наоборот: он – простой парень «из народа», из бедного городишки в Нордесте, не окончивший школу (бабушка его не пускала учиться); сын алкоголика, бросившего его мать с восемью детьми ради ее младшей сестры (неприличная, но какая же характерная для бразильских «низов» история!). Разнорабочий, потерявший палец у станка и пошедший искать справедливость у профсоюза… В общем, свой до мозга костей, понимающий все чаяния трудящихся. Он четырежды, с 1989 г., участвовал в президентских выборах, и всегда обещал национализировать крупную собственность, сделать кооперативный сектор господствующим в экономике, раздать землю крестьянам и т.д. Недаром Кардозу говорил: «Не забывайте, что Бразилия не любит капитализм. Эту систему не любят парламентарии, журналисты, профессора. А внутри этой системы они особенно не любят банки, финансовые рынки и спекулянтов… Они не знают, почему они не любят капитализм, но они его не любят. Они любят Государство, любят государственное вмешательство, общий контроль и контроль за валютными операциями. Для них консерватор всегда лучше, чем либерал… Идеал, сидящий у них в головах, – это изолированный некапиталистический режим с сильным Государством и широкими социальными программами. Все это утопия, но они этого не понимают» (С. Васильев «Модернизация Бразилии: эпоха двух президентов», Polit.ru, 15.11.2010).
Лула Да Сильва в парламенте Бразилии. Фото 80-х гг.
Как же вышло, что бразильская элита не побоялась победы такого «страшного» коммуниста, как Лула? Очень просто: потому, что президент-марксист никаких марксистских реформ проводить не собирался. Можно предположить, что задолго до своего избирательного триумфа Лула гарантировал представителям элиты, что им бояться нечего и никакого коммунизма он вводить не будет. И слово свое (если оно действительно было дано) он сдержал.
«Вопреки ожиданиям и своей предвыборной риторике правительство Лулы полностью сохранило макроэкономическую политику правительства Кардозу с сохранением первичного профицита государственного бюджета и плавающим курсом национальной валюты. Несмотря на публичную критику “Вашингтонского консенсуса” и неолиберализма, макроэкономическая политика правительства Лулы до сих пор является весьма ортодоксальной, даже в большей степени, чем политика, например, российского правительства.
Единственным принципиальным пунктом новой экономической политики стало отношение к приватизации. Лула полностью свернул программу приватизации, проводимую Кардозу, хотя и не стал проводить ренационализацию.
Принципиальным направлением политики правительства Лулы стал приоритет социальных программ. Одной из наиболее известных программ стала т.н. Bolsa Familia — семейный кошелек. В этой программе трансферты беднейшим семьям увязываются с выполнением этими семьями определенных социальных требований. Эти требования довольно просты: дети в семье должны посещать школу и проходить регулярные вакцинации. Программа очень популярна в Бразилии, высоко оценена международными наблюдателями и действительно способствовала повышению охвата детей из бедных семей начальным и средним образованием.
В то же время влияние этой программы на рост благосостояния бразильцев оценивается как весьма умеренное. Значительно большее влияние на этот процесс оказал рост пенсий и минимальной заработной платы. Так или иначе, число бедных в Бразилии в последние годы неуклонно снижалось.
Другая, совсем недавняя инициатива Лулы называется программа ускорения роста – и представляет собой совокупность инвестиционных проектов в отраслях инфраструктуры. На фоне достаточно бурного экономического роста последних лет инфраструктура развивалась медленно и страдала от нехватки инвестиций. Программа пришлась как нельзя кстати к началу экономического кризиса 2008-2009 гг., поскольку именно вложения в инфраструктуру дают наибольший мультипликативный экономический эффект и генерируют наибольшую дополнительную занятость. (…)
Луис Инасиу Лула да Силва. Фото: 2003 г.
Приверженность правительства Лулы жесткой макроэкономической политике позволила путем дозированных стимулирующих мер запустить механизм экономического роста, так что его темпы в 2005 г. составили 3,2%, в 2006 - 6,1%, в 2007 - 5,1% Нормализация экономической ситуации позволила опережающими темпами наращивать бюджетные доходы. Доля федеральных доходов в ВВП возросла с 21,7% до 23,8% за 2002-2008 гг. За счет этого роста и удалось профинансировать растущие потребности социальных и инфраструктурных программ.
Многие бразильские и зарубежные авторы указывают, что Бразилия в 2003-2008 гг. очень выиграла от благоприятной мировой конъюнктуры на сырьевые и сельскохозяйственные товары, и высокие темпы роста экономики, валютных резервов, народного благосостояния вызваны в значительной степени внешними факторами» (С. Васильев «Модернизация Бразилии: эпоха двух президентов», Polit.ru, 15.11.2010).
Президентство Лулы пришлось на период небывалого роста цен на сырье, а также на долгожданное избавление Бразилии от зависимости от импорта нефти. Добыча нефти за счет постоянного роста разведанных месторождений непрерывно растет с 1970-х гг., и к 2007 г. страна из нетто-импортера углеводородов превратилась в нетто-экспортера. Это очень сильно облегчило рост экономики и социальной сферы – такой удачи до Лулы в истории Бразилии не было никогда. Поэтому левый президент успешно выполнял свои обязательства перед бразильскими трудящимися (количество живущих ниже черты бедности за 2002-2013 гг. упало с 49 до 21%, безработных – с 12 до 5%, покупательная способность за этот период выросла на 27%). Он так же выполнял обязательства и перед элитой, которой он обещал сохранение «теплых местечек».
Вместо того, чтобы окончательно доломать коррупционную политическую систему, ПТ начала ее весьма активно использовать, а все антикоррупционные начинания Кардозу были свернуты. В СМИ стали все чаще попадать материалы о прямом подкупе депутатов руководством нового левого истеблишмента, а потом и о «выдаивании» средств из госкомпаний, в первую очередь из богатой нефтяной Petrobras. Более того: выяснилось, что в коррупционные схемы активно вовлекался и частный бизнес: в 2015 г. разразился громкий скандал вокруг огромного промышленного конгломерата Odebreht, который, как выяснилось, давал взятки чиновникам за подписание контрактов.
В общем, при правлении Лулы (он правил два срока – с 2002 по 2010 г.) в Бразилии все было прекрасно: экономика росла, зарплаты увеличивались, бедность уменьшалась, чиновники привычно воровали и брали взятки. Однако Лула и его команда, искореняя бедность, не обращали внимания на продолжающееся технологическое отставание Бразилии. Хотя Petrobras разрабатывала новые технологии в сфере добычи и переработки нефти, а EMBRAER выпускал современные самолеты, отставание страны в этой области увеличивалось.
С большим трудом достроенный космодром Алкантара используется только для запусков довольно примитивных метеорологических зондов (несколько раз с него запускали иностранные ракеты с коммерческими спутниками).
В 2003 г. бразильцы все-таки сделали ракету собственного производства, но она взорвалась на старте, убив 21 человека. В 2007 г. взлетела новая ракета, но с ней потеряли связь, и она исчезла бесследно; после этого космическая программа пребывает в анабиозе. Затормозилась и ядерная программа: военную составляющую закрыли еще в 1992 г., а новые АЭС не строят – то ли из-за протестов «зеленых», то ли из-за нежелания тратить драгоценные деньги. В 2010 г. Лула объявил, что Бразилия построит атомную подводную лодку – «для защиты шельфовых месторождений». Понятно, что этот дешевый пропагандистский трюк был рассчитан на малообразованную часть населения (т.е. на электорат Лулы), и никто ничего строить не собирался…
Провалился и проект создания бразильского истребителя. Еще в 1988 г. EMBRAER начал разработку национального легкого истребителя MFT-LF, но правительство не желало выделять средства и требовало у компании искать внешнего партнера. В начале XXI века стало ясно, что имеющиеся истребители (F-5 и «Миражи») скоро начнут выходить из строя, и ждать было уже невозможно. В 2007 г. бразильские ВВС определили требования к новому самолету, и правительство объявило конкурс для иностранных производителей – и это при наличии национального проекта! Бразильцы поставили условием участия в конкурсе передачу национальным производителям технологии и лицензии на производство, но это не может заменить разработку собственной модели, которая позволила бы бразильским авиастроителям совершить настоящий технологический прорыв. А ведь денег в стране в то время было достаточно! Параллельно с этим Лула вместе с эксцентричным президентом Венесуэлы Чавесом и не менее экзотичной главой Аргентины Кристиной Киршнер громогласно объявили о совместном производстве «латиноамериканского истребителя» на бразильских и аргентинских авиазаводах; было даже заявлено, что это будет лицензионный китайско-пакистанский JF-17. Однако Лулу и Киршнер переизбрали, а Чавес умер, и все как-то забылось…
Лула и президент Аргентины Кристина Киршнер. Фото: 2007 г.
Конкурс на «бразильский истребитель» растянулся на целых 9 лет. Победила шведская фирма SAAB, контракт подписан. Но ни поставки шведских «Грипенов», ни сборка их в Бразилии к началу 2017 г. так и не начинались: теперь мешает отсутствие денег. В Бразилии в 2014 г. начался новый экономический кризис.
Дилма Русеф, соратница Лулы, возглавившая страну в 2010-м, стала президентом потому, что сам Лула по Конституции больше не мог занимать этот пост. Она продолжала политику Лулы, и до кризиса 2014 г. все шло хорошо. В 2014 г. Русеф даже сумела выиграть новые президентские выборы, правда, уже с минимальным перевесом (она получила 51% голосов). Однако к тому времени бразильская элита уже консолидировалась на прежней, коррупционной основе, и социалисты у власти со своими социальными программами ей были больше не нужны. А популярность у трудящихся первая в истории страны женщина-президент теряла очень быстро: быстрыми темпами вновь начала расти бедность.
Дилма Русеф. Фото: 2011 г.
ВВП страны начал снижаться еще в последнем квартале 2013 г., а 2015 г. его падение составило 3,8% – это худший результат с 1981 г. Инфляция в 2015 г. превысила 10,6%, курс бразильского реала к доллару США снизился на треть, а бюджетный дефицит вырос до рекордных 10,3% ВВП. Госдолг Бразилии составил 66,2% от ВВП против 51,7% в 2013 г., а фондовый рынок потерял 13,3%. Агентство S&P перевело страну в спекулятивную группу в сентябре прошлого года. «Экономический рост в Бразилии последних пятнадцати лет сопровождался ярко выраженной деиндустриализацией. В годы правления Лулы (2003-2011) страна сделала ставку на экспорт сырья, прежде всего в Китай. Это позволило безболезненно пережить мировой кризис 2008 года и финансировать масштабные программы по борьбе с бедностью. Но как только возникли проблемы в Китае, заказы бразильских агропромышленных фирм и экспортеров ископаемого сырья резко упали. В этой связи экономисты отмечают громадные риски, связанные с сырьевой экономикой и отказом от индустриальной политики. Так, в Бразилии уровень капиталовложений в промышленный сектор составляет лишь 18% ВВП, в то время как в Индии – почти 40% и в Китае – свыше 50%. Именно поэтому нынешний кризис в Бразилии считается структурным» (Д. Добров «Бразилия: тупик сырьевой экономики?», ИноСМИ, 11.12.2015).
Сама президент не была последовательной в своей политике. «Русеф на первом сроке продолжала экономическую политику предшественника, оставив на посту министра финансов Гвидо Мантегу, но с началом обвала экономики и рейтингов резко взяла вправо, выбрав курс жесткой бюджетной экономии. «Усадив в кресло министра финансов «чикагского мальчика» (новый глава Минфина Жоаким Леви получил ученую степень в Университете Чикаго), Русеф разочаровала своих сторонников, - объясняет РБК доцент Университета Сан-Паулу Линкольн Секку. – Сократив социальные выплаты, подняв налоги и повысив ключевую ставку до 14,25%, она потеряла поддержку Трудовой партии, однако не приобрела ее у консервативного конгресса» (РБК, 12.05.2016).
В начале 2016 г. Бразилию охватила волна массовых протестов против Олимпиады: граждане считали, что в условиях кризиса тратить деньги на спортивное веселье нельзя. Однако Русеф подавила протесты силами полиции и все-таки провела Олимпиаду, не принесшую бразильцам ничего, кроме разочарования. После этого от президента окончательно отвернулись средние слои населения и трудящиеся. Хотя сама Русеф – абсолютно честный человек, при ней коррупция расцвела пышным цветом, и элита страны воспользовалась этим для отстранения Русеф от власти. 31 августа 2016 г. Конгресс Бразилии с многочисленными юридическими нарушениями объявил президенту импичмент – «верхи» решили, что с Русеф можно не церемониться. Трудящиеся же не вышли на ее защиту: протесты против грубого нарушения Конституции ограничились вялыми и малочисленными демонстрациями протеста. Левое движение, подорванное кризисом и коррупционными скандалами, оказалось полностью деморализовано.
Акция протеста на улицах Рио-де-Жанейро против Олимпиады - 2016 в Бразилии
Социалистический эксперимент в Бразилии закончился. Хотя был ли он? При социалисте Кардозу о социализме не говорилось ни слова. При Луле и Русеф о нем говорили непрерывно, но можно ли считать социализмом одни только программы повышения уровня жизни бедняков? «Смуглый социализм» в Бразилии, возникший как слабо оформленная мечта о «золотом веке» в конце 1940-х гг., так и остался только призраком, словесной мишурой, не получившей никакого реального воплощения.
Политические качели
В 2016 г. Бразилия отвергла социалистическое правительство и качнулась к либерализму. Впрочем, незадолго до этого либералы победили левых в Аргентине и Перу. Таким образом, налицо определенная тенденция: левые в крупнейших странах Латинской Америки выдохлись и уходят от власти.
Можно ли считать это историческим поражением левого движения в регионе? Скорее, нет. Потерпели поражение конкретные политические лидеры и определенные группы, а также та политика, которую они проводили. В Бразилии эти группы, проводя сильную социальную политику и способствуя развитию демократических институтов и гражданского общества, позволили возродиться системообразующей коррупции и продолжили процесс деиндустриализации (в Аргентине произошло нечто весьма похожее, только с еще более драматическими результатами).
За время пребывания у власти социал-либералов Кардозу и социалистов Лулы-Русеф изменения в Бразилии произошли впечатляющие. Вечно депрессивный Нордесте, малонаселенные Центральная Бразилия и Амазония уменьшили социально-экономическое отставание от развитых Юга и Юго-Востока – это стало следствием развития экономики «вширь». Зарегулированная бюрократическая система при Кардозу подверглась модернизации, и, хотя при Луле и Русеф этот процесс сильно затормозился, он все же принес положительные результаты.
Очень важно также повышение активности бразильского гражданского общества. Уменьшение количества бедных и численный рост средних слоев ускорил самоорганизацию общества, которое стало решительно отстаивать свои интересы как на национальном, так и на местном уровнях. Так, помимо выступлений против проведения Олимпиады, бразильцы отстаивают защищают экологию, интересы местных сообществ и права индейцев (последние за прошедшие 20 лет получили в собственность 11% территории страны и около 22% джунглей Амазонии).
В XX-XXI веках в Бразилии так же, как и в очень многих других странах, действовал принцип политических «качелей»: от правого режима к более левому, затем – обратно. При «Старой республике» (1889-1930 гг.) на месте рабовладельческой монархии возникли и упрочились современные государственные, политические и экономические институты и появилась, хотя и крайне несовершенная, демократическая система власти. Во время «Эры Варгаса» (1930-54 гг.) и в период пост-варгасовской инерции (1954-64 гг.) Бразилия резко качнулась влево, заложив основы индустриализации и ликвидировав региональную раздробленность, угрожавшую единству страны. Во время военной диктатуры (1964-85 гг.) Бразилия совершила колоссальный рывок в своем развитии, получивший название «Экономического чуда», и превратилась в современную индустриальную страну. После восстановления демократии страной правили либералы и социал-либералы (1985-2002 гг.), при правлении которых упрочилась политическая система страны, а экономика подверглась модернизации, а затем социалисты, которые, при всех своих просчетах и недостатках, серьезно уменьшили бедность и социальную дифференциацию населения.
Таким образом, при каждом движении качелей справа налево и обратно Бразилия получала новые импульсы для развития, не отвергая достижения предыдущего периода, а используя его для новых достижений.
Левые, социалистические движения в Бразилии, как и раньше, соперничают с правыми, которые в 2016 г. пришли к власти. Однако и левые, и правые в стране, называемой «Зеленым континентом», придерживаются достаточно умеренных взглядов: за истекшие десятилетия они научились сосуществовать, бороться и взаимодействовать без кровопролития. Сегодняшние проблемы Бразилии, первостепенные из которых – коррупция, технологическое отставание, бедность и преступность – наверняка будут решаться совместными усилиями всего политического спектра, включая левые силы.
Автор: Трифонов Е.
Обсудить статью на форуме