Палачи и жертвы «грязной войны»
1974 год был в истории Аргентины поистине судьбоносным.
1 июля того года скончался Хуан Доминго Перон – архитектор современной Аргентины.
24 июля дала ток атомная электростанция Атуча – первая в Аргентине и в Латинской Америке.
27 июля состоялся запуск алюминиевого завода Aluar в Пуэрто-Мардин – первого в Аргентине и на тот момент крупнейшего в Латинской Америке.
9 ноября был спущен на воду эсминец «Сантисима Тринидад» - первый современный корабль, построенный собственными силами в Аргентине и в Латинской Америке.
А ещё в 1974 году в Аргентине началась гражданская война.
Жажда крови
Впрочем, когда она началась – вопрос сложный. Можно считать датой её начала год 1966-й, когда на свет появилась левоперонистская партизанская организация «Монтонерос», или 1970-й, когда была образована троцкистская повстанческая Народная революционная армия Аргентины. А можно – и создание «партизанского очага» в 1963 г., или организацию в 1959-м «Утурункос» – первого перонистского партизанского отряда. Или даже ещё раньше – в 1955-м, когда армия свергла президента Перона, что повлекло за собой сотни жертв и многолетний раскол Аргентины на два непримиримых лагеря – перонистского и антиперонистского.
Демонстрация сторонников Монтонерос на площади Мая, Буэнос-Айрес, Аргентина, фото 1974 г.
Сторонники Перона, а они с конца 1940-х годов и по сей день составляют устойчивые 40-50% аргентинцев, не приняли свержения своего лидера. Что неудивительно. «Важнейшим социально-экономическим изменением [в результате реформ Перона в 1946-55 гг. – прим. авт.] стало новое положение в обществе широких слоев трудящихся, которые существенно повысили долю своего участия в национальном богатстве, получили доступ к фундаментальным государственным услугам (в большинстве – бесплатным), начали играть заметную роль в политике. Курс на перераспределение доходов принес плоды не только в плане повышения благосостояния основной массы населения, но и в смысле расширения внутреннего рынка для растущей аргентинской промышленности» (П. Яковлев «Перед вызовами времени», Москва, Прогресс-Традиция, 2010). Отсюда и накал политических страстей: сторонники Перона были готовы убивать и умирать за благополучную, развитую, социально справедливую Родину – мечту, которая, как казалось, уже постучалась в их двери.
Хуан Перон, фото 1947 г.
Кроме того, свержение Перона армией, в отличие от многих подобных событий в Латинской Америке, отнюдь не было обусловлено социально-экономическими неурядицами (в самой Аргентине в 1930 г. переворот произошёл на фоне страшнейшего кризиса, как и в Бразилии в 1965 и в Чили в 1973 г.). Против Перона объединилась армейская верхушка, тесно связанная с латифундистами и экспортёрами сельхозпродукции (Перон проводил индустриализацию за счёт перетока средств из сельского хозяйства в промышленность, чем ущемлял их интересы), принципиальные демократы из Гражданского радикального союза, социалисты, недовольные непоследовательными, по их мнению, преобразованиями, а также католическая церковь (Перон вступил с ней в жёсткий конфликт и даже создал независимую от Ватикана Национальную католическую церковь). «В 1955 г. не существовало веских экономических причин для государственного переворота. Несмотря на имевшиеся хозяйственные проблемы и ошибки перонистского руководства, экономическая ситуация отнюдь не была безнадежной, а страна нуждалась не в крутых поворотах и потрясениях, а в стабилизации положения и продуманных структурных реформах, своего рода «тонкой настройке». Ничего подобного пришедший к власти военный режим предложить не мог. Можно утверждать, что мотивация переворота была в чистом виде политической (ставилась задача, во что бы то ни стало «выбить» власть из рук перонистов). <…> Ненависть к нему [Перону – прим. авт.] со стороны нового режима была настолько велика, что в 1956 г. специальным декретом власти запретили упоминать его имя. <…> Политическую мотивацию переворота косвенно подтверждает и отсутствие у путчистов внятной экономической программы» (П.Яковлев «Перед вызовами времени», Москва, Прогресс-Традиция, 2010).
После свержения Перона мира в Аргентине уже не было. Многочисленные перонистские, ультраправые и троцкистские, а позже – ещё и маоистские и геваристские группировки, то сражаясь друг с другом и с полицией, то объединяясь в самые причудливые идейно-политические комбинации, держали страну в постоянном напряжении.
Насилие, желание решать политические и социальные вопросы штыком и гранатой – трагическая черта латиноамериканской и, в частности, аргентинской политической культуры. Так, кумиром аргентинских правых, перонистов и католиков является Мануэль Росас – диктатор XIX века, объединивший раздробленную страну. Поклонников каудильо не смущает, что члены его личной милиции («Масорка», т.е. кукурузный початок) без суда убили не менее 20 тысяч человек, объявленных противниками режима (всё население Аргентины тогда едва превышало 1 млн.). Но и первый либеральный президент, Иполито Иригойен (1916-22 гг.), предоставивший избирательные права женщинам, введший рабочее законодательство и развивавший образование и здравоохранение, тоже не был политическим вегетарианцем. В 1919 г. по его приказу войска расстреляли бастовавших рабочих Буэнос-Айреса – погибло около 1000 человек. В 1921 г. забастовали батраки Патагонии – и он вновь бросил армию против них: около 1100 человек были убиты; пленных повстанцев живыми закапывали в землю. Не оставались в долгу и левые противники режима: ещё в 1909 г. анархист Радовицкий, мстя за расстрел рабочей демонстрации, убил начальника полиции генерала Фалькона. Генерала Варелу, подавившего движение в Патагонии, застрелил анархист Вилькенс. Его самого убил член католической Патриотической лиги… Нередко зверства носили совсем уж иррациональный характер: так, в 1931 г., после военного переворота, водители такси были приговорены к смерти… за продажу своей профессиональной газеты «Ла Вос дель шоффер» (Голос шофёра)! В 1955 г., во время восстания против Перона, авиация бомбардировала, а военный флот обстреливал Майскую площадь Буэнос-Айреса, на которой собрались любопытствующие толпы – уникальное и бессмысленное зверство даже по латиноамериканским масштабам…
Мануэль Росас, худ. К. Декальци, ок. 1845 г.
Насилие в Аргентине имело своих идеологов. Если правые политики практически не призывали к насилию открыто (что не мешало их последователям вовсю убивать), то многие лидеры левых прямо пропагандировали убийства, в том числе массовые. В Латинской Америке в целом и в Аргентине в частности с 1930-х годов в левом движении был весьма силён троцкизм. Многолетним лидером троцкистского IV Интернационала был аргентинец Хуан Посадас. Был он большим чудаком: верил в существование НЛО и инопланетян и рассчитывал, что те помогут землянам уничтожить капитализм. В брошюре «Летающие тарелки, движение вещества и энергии, наука и социализм» Посадас писал: «Мы должны призывать существ с других планет, чтобы они начали сотрудничать с жителями Земли и помогли преодолеть несчастья». Он также писал о коммуникациях с дельфинами и человеческой жизни под водой, а свои статьи неизменно заканчивал лозунгами «Долгой жизни Посадасу!» или «Да здравствует товарищ Посадас!».
Хуан Посадас
Помимо «общения с инопланетянами», которое свидетельствовало о хотя бы социально безвредной патологии, он проповедовал ядерную войну. Посадас писал: «Ядерная война - это одновременно революционная война. Человечество будет быстро двигаться вперёд через атомную войну в новое человеческое общество - социализм». По инициативе душевнобольного аргентинца в программе IV Интернационала говорится: «Атомная война неизбежна. Это будет гибель для половины человечества. Это приведёт к гибели огромного человеческого наследия. <…> Атомная война превратит Землю в настоящий ад. Но это не остановит приход коммунизма». В 1970-е годы с его подачи IV Интернационал опубликовал требование к Советскому Союзу и Китаю «начать превентивную ядерную войну против США, чтобы положить конец капитализму».
А за ним шли тысячи людей. Его сторонники, хоть и не смогли развязать ядерную войну, всё-таки пролили немало крови. В 1960-е годы, помимо посадистов, идею «революционной ядерной войны» подхватили появившиеся в стране маоисты. Насилие активно пропагандировали и сторонники Че Гевары – а они появились в Аргентине во множестве: к ним переходили ортодоксальные коммунисты, троцкисты, маоисты, левые католики и фашисты; ведь сам Че был аргентинцем, и принципиальные сторонники насилия обрели своего харизматичного вождя.
Всё это дало свои плоды. В конце 1971 г. International Political Science Association провела опрос: 45,5% населения Буэнос-Айреса оправдывали партизанское насилие, в городе Росарио это число поднималось до 51% и до 53% - в Кордове (самом экономически благополучном городе страны).
«Война без особых причин»
В 1963 г. посадист Р. Сантучо при активной помощи Че Гевары создаёт на севере страны «партизанский очаг» - это была часть плана Че, известного как «Операция Алондра», охватывавший север Аргентины и юг Перу и Боливии, где различные партизанские колонны должны были осуществлять параллельные действия в рамках континентального проекта латиноамериканской герильи («Fuerzas Armadas de la Revolución Nacional», сайт «Теология освобождения»). Заметим, что в это время Аргентина была не только благополучной и не зависимой от США страной, но и страной демократической, с мощным профсоюзным движением. Че не желал понимать, что аргентинские крестьяне не поддержат герилью, и вообще сельская повстанческая война в индустриальной Аргентине – полный бред. «Очаг» разгромила полиция, но его результатом стал военный переворот (1966 г.) с подавлением демократического, левого и рабочего движения.
При этом, как и свержение Перона в 1955 г., социально-экономическая ситуация в стране была достаточно благополучной. В 1964 г. ВВП страны вырос на 10,3%, в 1965-м – на 7,1%, безработица в эти годы снизилась с 8,8 до 5%, реальная заработная плата увеличилась на 20%. «Причины свержения правительства радикалов (и на этот раз) не имели прямого касательства к экономическим вопросам и лежали исключительно в политической сфере, отражая ожесточённую борьбу за власть между различными секторами вооруженных сил, основными партиями и группами влияния. У многих тогда возникло сильное желание, перехватив управление страной, воспользоваться благоприятной внутренней и внешней конъюнктурой и «порулить» ситуацией, поставив под свой контроль главные финансовые потоки. Это объясняет и тот факт, что, придя к власти, военная хунта (её возглавил генерал Хуан Карлос Онганиа) отнюдь не спешила предпринимать какие-либо резкие шаги в экономической области» (П. Яковлев «Перед вызовами времени», Москва, Прогресс-Традиция, 2010).
Генерал Хуан Карлос Онганиа
При военном режиме (1966-73 гг.) были предприняты меры, направленные на усиление позиций иностранного капитала и земельной олигархии, но одновременно поддержку получал и госсектор. В результате экономика продолжала расти: в эти годы ВВП ежегодно увеличивался в среднем на 5%, экспорт увеличился более чем вдвое, а доля промышленных товаров в его составе возросла с 3 до 20%. Быстрыми темпами строилось жильё, дороги и электростанции. В 1969 г. началось строительство первой на континенте атомной электростанции, в том же году взлетел первый штурмовик национального производства – «Пукара». Тот же год был отмечен большим успехом национальной космической программы: ракета Canopus II доставила в космос обезьяну по имени Хуан, которая затем благополучно вернулась на землю. Это было национальное достижение огромного масштаба: живых существ в космос тогда направляли лишь СССР, США и Франция.
Обезьяна Хуан, пассажир Canopus II
Леваки (троцкисты-маоисты-геваристы) и стремительно превращающиеся в леваков левые перонисты требовали, как и все леваки мира, национализации как минимум ведущих отраслей экономики, изгнания «империалистов» и транснациональных компаний, участия рабочих в управлении предприятиями (а в перспективе – передача им этого управления) и аграрной реформы. Требования, по крайней мере, понятные для населения стран Центральной Америки, Колумбии или Перу, где иностранным компаниям принадлежала огромная собственность и политическое влияние, где социальные права рабочих были слабо защищены законами, а крестьяне арендовали землю у латифундистов. Но они очень слабо соотносились с аргентинскими реалиями того времени. Недра, нефть, газ, металлургия, железные дороги, порты и аэропорты, связь, авиастроение – всё это принадлежало государству, а частные и иностранные компании работали в этих отраслях только как подрядчики. Иностранные компании собирали в стране автомобили и трактора (хотя и в этих сегментах был силён национальный, в том числе государственный, капитал), производили химическую продукцию и много чего ещё, но промышленная база была в руках государства и национальных производителей. Рабочие в основном сохранили социальные завоевания со времён первого правления Перона, а аграрный вопрос, в отличие от других стран Латинской Америки, в Аргентине не стоял особенно остро. Это было связано, во-первых, с огромными и очень плодородными территориями, относительно высокими заработками даже сельхозрабочих (по-нашему – батраков) из-за нехватки даже неквалифицированной рабочей силы, а также из-за того, что Перон в 1946-55 гг. налогами на землю и на доходы латифундистов основательно подорвал помещичье землевладение. Так что лозунги «землю – крестьянам, заводы – рабочим» в аргентинском исполнении были не очень убедительны для самих рабочих и крестьян (все попытки развязать герилью в сельской местности не вызвали симпатий со стороны даже самого бедного и безземельного крестьянства).
Зато они были убедительны для люмпен-интеллигенции, коей в Аргентине (и вообще в Латинской Америке) было более чем достаточно. Это в первую очередь, студенты и лица свободных профессий (вчерашние студенты, так и не повзрослевшие). Они без размышлений верили в то, что Аргентиной правят «пособники империализма», что крестьяне (которых они видели лишь из окон собственных автомобилей, путешествуя на курорты) страдают от гнёта латифундистов, а рабочие чуть не голодают в результате «бесчеловечной эксплуатации». Исследовать экономику и социальную жизнь трудящихся им было неинтересно – легче поверить в сказки левых газет и журналов.
А сами они, как пропагандисты, были убедительны для люмпен-пролетариата – потомственных безработных (т.е. бездельников) из трущоб, перебивающихся случайными заработками, воровством и проституцией. Эти люди от безделья и в силу криминальных привычек ненавидели государство и особенно полицию, завидовали богатым и всегда были готовы на погромы и грабежи, особенно если они осенялись «благородными» лозунгами – как в России 1905-го и 1917-го года и в других странах во все времена. Официальная компартия, твердившая о неготовности народа к революции, о прогрессивных чертах диктатуры Онганиа была люмпенам неинтересна, в отличие от искромётных леваков, оперировавших понятиями в стиле Шарикова – «всё взять – и поделить».
Оказалось, что люмпенских движений вполне достаточно, чтобы превратить благополучную страну в ад.
В том же 1969 г. в Кордове, «второй столице» Аргентины, вспыхнули студенческие беспорядки, переросшие в восстание – Cordobazo («Удар в Кордове» – исп.). Кордова, как указывалось выше, в то время была самым благополучным городом в стране. Это был центр металлургии, авиастроения, автомобильной и пищевой промышленности. Безработица в городе была низкой, не было трущобных районов наподобие столичных villas miserias («посёлки мучений» - исп.). А началось всё с того, что диктатор Карлос Онганина, ультракатолик по убеждениям, отменил университетскую автономию и начал кампанию против «имморализма», запретив мини-юбки и длинные волосы у мужчин. Глупость, конечно, но всего через год после «Парижского мая», когда среди аргентинской молодёжи доминировали ультралевые настроения, она переросла в трагедию. К лозунгам парижских студентов, которые бунтовали непонятно против чего («Хотим всего!», «Пролетарии всех стран, развлекайтесь!», «Скука контрреволюционна»), их кордовские соратники добавили лозунги против диктатуры и за восстановление демократии.
Беспорядки в ходе «Удара в Кордове», фото 1969 г.
Вслед за Кордовой волнения прокатились по городам Мендоса, Росарио, Тукуман (из-за закрытия студенческой столовой), Эль-Чокон и Корриентес. С обеих сторон были убитые.
«…Война без особых причин», - пел Виктор Цой; прямо про Аргентину 1950-70-х. Потоки крови там лились щедро, а причины были какие-то мелкие. Это полностью противоречило марксизму, в соответствии с которым «верхи не могут, а низы не хотят»…
После Cordobazo диктатура зашаталась. В 1970 г. Онганиа был отстранён от власти военными – он потерял популярность среди населения и доверие элиты. Главой военного режима стал энергичный генерал Алехандро Лануссе: он понимал, что, если военные не передадут власть демократически избранному гражданскому режиму, от них отвернутся последние сторонники. Генерал, зная, что наиболее популярным движением являются перонисты, начал переговоры с ними, контактируя и с левацким течением «Монтонерос».
Генерал Алехандро Лануссе, фото 1971 г.
«Монтонерос» (так называли в XIX веке бунтовавших крестьян) – левое крыло перонистского движения, созданное в 1970 г. в результате слияния нескольких мелких молодёжных групп. Оно позиционировало себя как «революционная тенденция» в перонизме, но постоянно эволюционировало всё дальше влево, перенимая и марксистскую фразеологию, и марксистский анализ. Постепенно их связь с перонизмом – националистическим движением, основанном на странной смеси фашистских и социал-демократических концепций, становилась всё более формальной. Если перонисты проповедовали «хустисиализм», то «Монтонерос» - «национальный социализм» (тут заметно влияние не только марксизма, но и фашизма, из недр которого вышло большинство участников движения).
В условиях политического и морального кризиса в Аргентине «Монтонерос» стремительно набирали силу и влияние. Неудивительно, что в начале 1970-х Перон, готовясь к триумфальному возвращению к власти, опирался в первую очередь на них, а не на остатки старой перонистской бюрократии. Он до возвращения на родину не понимал, насколько сильно эволюционировали его левые сторонники.
Революционная деятельность «Монтонерос» началась с похищения Педро Эухенио Арамбуру – бывшего главы военной хунты, свергнувшей в 1955 г. режим Перона. Кроме того, именно по приказу Арамбуру в Италию был тайно вывезен забальзамированный труп Эвиты Перон, который выставлялся в здании Всеобщей Конфедерации Труда, где ему поклонялись более истово, чем Ленину в мавзолее. 29 мая 1970 г. генерал был похищен из собственного дома, «судим» «революционным судом» и расстрелян. Организация посеяла восторг среди перонистов, страх в душах их противников и растерянность – среди членов военной хунты. 1 июля был атакован и некоторое время удерживался повстанцами городок Ла Калера, что ещё сильнее подняло авторитет «Монтонерос» в перонистской среде.
Педро Арамбуру, фото 1950-е гг.
С 1971 г. «Монтонерс» начали войну против автомобильной промышленности – «в знак солидарности с бастующими рабочими»: в повстанцы атаковали завод Fiat, где сожгли множество автомобилей. С тех пор атаки на автозаводы и автомагазины происходили непрерывно. Отрасль понесла большие убытки, автомобильные предприятия начали сворачивать свою деятельность, что в первую очередь ударило как раз по рабочим. Но пока существовала диктатура, партизанам многое прощали.
Численность и авторитет «Монтонерос» стремительно росли. Они начали захватывать заводы и фабрики, угонять машины с продуктами и лекарствами, которые распределялись в трущобах и рабочих кварталах. Там они бросали бомбы и «коктейли Молотова» в дома предпринимателей, полицейские участки и административные здания, захватывали больницы и поликлиники, школы и детские сады, где насаждалось «революционное» руководство. «Монтонерос» организовали и собственные профсоюзы («Рабочая Перонистская Молодёжь» – Juventud Trabajadora Peronista).
Возвращение Перона и кризис перонизма
Перону по закону было запрещено выставлять свою кандидатуру на президентский пост, и в преддверии выборов он создал «Хустисиалистский Фронт Национального Освобождения» (ХФНО, исп. - FREJULI), выдвинувший на пост президента Эктора Кампору. Кампора был предан Перону, но при этом близок к «Монтонерос». В итоге левые получили высокие посты в ХФНО: генеральным секретарём фронта стал «монтонеро» Хуан Абаль Медина, представителем молодёжи в Высшем Совете фронта – его коллега Рудольфо Галимберти, пресс-секретарём Кампоры – Мигель Бонассо.
Эктор Кампора
В мае 1973 г. в Аргентине прошли выборы, и Кампора победил, получив 59% голосов. Перонисты заняли большинство мест в конгрессе, а «Монтонерос» также завоевали посты губернаторов в пяти ключевых провинциях страны – Буэнос-Айресе, Кордове, Мендосе, Санта-Крусе и Сальте. Министром образования стал «монтонеро» Хорхе Таиана, министром внутренних дел (правда, всего на полтора месяца) - Эстебан Риги.
20 июня 1973 г. в Аргентину из Испании триумфально вернулся из 18-летнего изгнания Хуан Доминго Перон, приветствуемый миллионными толпами ликующих сторонников. Во время встречи в аэропорту Эсейса «Монтонерос» были обстреляны правыми перонистами и открыли ответный огонь: 13 человек погибли, 365 были ранены. Президента Кампору объявили ответственным за бойню и заставили подать в отставку. Были назначены новые президентские выборы, на которых кандидатом был выдвинут уже сам Перон. Он получил 62% голосов и 12 октября стал президентом, а его 43-летняя жена Мария Эстела (Исабель) Мартинес де Перон – вице-президентом.
Исабель и Хуан Пероны, фото 1970-х гг.
По сути, в Аргентине в 1973 г. повторилось то же самое, что в 1936 г. в Испании и в 1970 г. в Чили: к власти путём демократических выборов пришла коалиция левых, ультралевых и центристских сил. Отличия были в том, что, в отличие от Испании и Чили, в Аргентине эти силы были объединены в единое, хотя и предельно рыхлое и внутренне противоречивое, движение – перонистов (хустисиалистов), объединявшихся вокруг фигуры Перона. Для левых он был левым, для фашистов – фашистом, для социал-демократов – социал-демократом. Различия были также и в том, что, в отличие от Испании и Чили, большое число левых (Компартия, Соцпартия) и левоцентристских (Гражданский радикальный союз, Партия непримиримости) партий в единый фронт не вошли, зато в нём участвовали фашистские и национал-консервативные группировки. Сходство же с Испанией и Чили, помимо прочего, состояло в том, что, как и там во время революций, ультралевые находились как вне ХФНО (самыми многочисленными и сильными были троцкисты из Революционной армии народа), так и внутри его («Монтонерос»).
После бойни в аэропорту Эсейса стало ясно, что правые и левые перонисты сцепились насмерть. И те, и другие готовились к решающим сражениям за власть. 1 октября 1973 г., через неделю после избрания Перона, правые перонисты создали собственную боевую организацию - «Антикоммунистический альянс Аргентины» (ААА, Triple A). Во главе его стал Хосе Лопес Рега – министр социального обеспечения, наделённый огромной властью и имевший доступ к неограниченным средствам и сильное влияние в СМИ. Руководящие посты в ААА заняли Родольфо Альмирон и Анибаль Гордон - бывшие полицейские, ставшие гангстерами.
Однако, несмотря на то, что Перон осудил «Монтонерос», он не занял и сторону правых, и его фигура какое-то время объединяла враждующие группировки ХФНО. Ещё после победы Кампоры на выборах «Монтонерос» заявили об отказе от вооружённой борьбы, но оружия организация не сдала и боевые формирования сохранила. «Монтонерос» продолжили экспроприации (правильнее – грабежи и вымогательство) для финансирования «революционной деятельности», а также «учебные» акции по воспитанию новых членов. Организация захватывала редакции газет и радиостанции, её активисты «запрещали американскую музыку, формировали «чёрные списки» национальных артистов, писателей и журналистов, увольняли сотрудников, позволявших себе критику или высказывавших несогласие с идеями нового руководства, и непосредственно контролировали работу радиостанций и редакций, с помощью вооружённых «политкомиссаров» (Никитич Винтер «Монтонерос» против Перона» (1973-74), libfront.org). Основной силой, противостоящей «Монтонерос», стала не полиция, а отряды правых перонистов. Они обвиняли левых в «большевизме» и «красном терроре» (что совершенно справедливо) и вступали с ними в вооружённые столкновения. Драки и перестрелки вели между собой и работники СМИ, и школьные учителя, и медицинские работники, разделившиеся на враждующие лагеря.
Правление Перона для Аргентины стало прологом катастрофы. В стране воцарился хаос. Сам Перон всё активнее выкорчёвывал «Монтонерос» из ХФНО и госструктур. Вскоре после отставки Кампоры были отстранены от власти все губернаторы-«Монтонерос», причём отстранение главы провинции Кордова было осуществлено правоперонистскими отрядами, по сути силой захвативших власть и заодно разгромившими левый профцентр. Восемь депутатов-«Монтонерос» были изгнаны из парламента и из рядов ХФНО.
Тем временем Перон прилагал усилия для стабилизации экономики и улучшения условий жизни рабочего класса. Государство, профсоюзы и предпринимательские организации подписали «Акт национального согласия», предусматривавшие «установление строгого контроля над ценами и заработной платой с целью снижения инфляции и стабилизации денежно-финансовой ситуации. Одновременно на 209% был увеличен налог на землю, существенно повышены экспортные налоги на сельскохозяйственную продукцию и снижены внутренние цены на мясо. Достигнутая трехсторонняя договорённость привела к относительному росту цен на промышленные товары и крупным государственным субсидиям отдельным (наиболее капиталоемким) отраслям индустрии. В первой половине 1974 г. (по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года) субсидии промышленности в постоянных ценах выросли на 151%, поглотив 52,2% фондов, полученных за счет налогообложения сельскохозяйственного экспорта» (П. Яковлев «Перед вызовами времени», Москва, Прогресс-Традиция, 2010). В результате этих мер в 1973-76 гг. количество работников госсектора выросло на 40%. Естественно, эти меры вызвали недовольство аграрной олигархии и компрадорской буржуазии, но приветствовались рабочими, чья поддержка Перона и правоперонистских сил увеличилась, а симпатии к «Монтонерос» - ослабли.
Взаимная резня левых и правых перонистов постоянно нарастала. «Монтонерос» застрелили генерального секретаря ВКТ Игнасио Рукси, в ответ правые убили одного из руководителей молодёжной организации левых Энрике Гринберга и левого священника Карлоса Мухику – видного представителя «теологии освобождения».
1 июля 1974 г. Перон умер, оставив страну в полном хаосе, охваченную террором и предчувствиями гражданской войны. До этого момента, даже окончательно рассорившись с Пероном, «Монтонерос» не могли объявить ему открытую войну, так как, даже перейдя в марксистскую «веру», они продолжали именовать себя перонистами.
6 сентября лидер «Монтонерос» Марио Фирменич официально объявил об уходе организации в подполье и возобновлении вооружённой борьбы, на этот раз не с военной диктатурой, а с перонистским правительством Исабель Перон, после смерти великого супруга ставшей первой в мировой истории женщиной-президентом.
Исабель Перон
22 августа «Монтонерос» поднимают восстание по всей стране: улицы городов покрываются баррикадами, боевики обстреливают полицейские наряды. Ещё раньше, 19 сентября, повстанцы похищают братьев Хуана и Хорхе Борн, семья которых возглавляла самую мощную аргентинскую компанию - «Brunge & Born». Примечательно, что компания вела проперонистскую политику, финансировала правительство, а её глава Хорхе Борн был экономическим советником Перона и сформулировал его экономическую программу. Никитич Винтер («Монтонерос» против Перона» (1973-74) libfront.org) пишет: «Позднейшие комментарии вовлечённых в исполнение этой грандиозной акции людей позволяют сделать вывод о том, что идейным вдохновителем похищения являлся Хосе Бер Хельбард, экономист с коммунистическими взглядами и министр экономики в правительстве Кампоры-Перона. <…>
Мероприятие закончилось полным успехом - Хорхе Борн самолично предложил своим похитителям в качестве выкупа около 60 миллионов долларов – максимальная сумма, которую он мог позволить извлечь из бюджета холдинга. Предложенная сумма за спасение жизни – печальный мировой рекорд, не побитый до сих пор, - намного превысила самые смелые ожидания «Монтонерос»; именно она позволила организации расширить подпольную инфраструктуру, отодвинув на несколько лет неминуемое военное поражение.
Полученные средства были переданы в пользование Давиду Гравье, - банкиру и человеку личного доверия того же Хельбарда, который немедленно по частям перевёл деньги в Европу, начав вкладывать их в ценные бумаги, что в дальнейшем увеличивало капитал «Монтонерос» на 9,5% в год». Деньги были переведены на Кубу, а оттуда – в Чехословакию (кстати, это – к вопросу о непричастности социалистических стран к терроризму). Вскоре Центральный Банк Чехословакии получил ещё 4 миллиона долларов, «заработанных» «Монтонерос» на похищении главного инженера завода «Mercedes-Benz» Франца Айнриха Меца.
Средства, полученные от рэкета, перечислялись из Праги в Панаму, где при содействии левого диктатора Омара Торрихоса был открыт Международный Финансовый Банк, главой которого стал… экс-посол Кубы в Аргентине Эмилио Арагонес Наварро!
Осенью 1974 г. война в Аргентине заполыхала вовсю. Помимо «Монтонерос», бои вели троцкисты из Революционной народной армии (РНА) и несколько более мелких марксистских и левоперонистских группировок. Численность боевиков-«Монтонерос» в то время составила примерно 11 тысяч, активных сочувствующих насчитывалось до 60 тысяч. Численность троцкистской РНА составляла 5 тысяч боевиков, половина из которых действовала в провинции Тукуман. До своего разгрома в конце 1977 г. партизаны-посадисты успели захватить 52 города, ограбить 166 банка и взять $76 млн. в качестве выкупа за 185 заложников. Троцкистские герильерос атаковали гордость Аргентины – первую на континенте атомную электростанцию. Что они хотели – погубить миллионы жителей Буэнос-Айреса и таким образом исполнить мечту своего лидера Посадаса о ядерной войне? Об уровне политического мышления троцкистов свидетельствует тот факт, что в разгар боёв в Тукумане (сентябрь 1975 г.) лидеры РНА провозгласили там… советскую республику (!!!) и обратились за помощью к СССР и Китаю!
«Монтонерос» быстро теряла свои позиции среди трудящихся. В ответ на «предательство» рабочего класса повстанцы начали истребление профсоюзных лидеров, чем ещё больше оттолкнули рабочих. Так, в апреле 1975 г. организация в Буэнос-Айресе «ликвидировала» трёх руководителей рабочих ассоциаций машиностроительного завода «Astarsa». В трущобах, бывшем оплоте «Монтонерос», они также начали терять влияние: уйдя в подполье, они не могли продолжать акции по бесплатной раздаче пищи, одежды и медикаментов, а в победу повстанцев и последующее участие в «грабеже награбленного» люмпены уже не верили. Жители villas miserias стали всё чаще встречать повстанцев камнями; те отвечали пулями. Главной опорой террористов оставались люмпен-интеллигенты – в основном студенчество.
Современные villas miserias в Буэнос-Айресе
В 1975 г., в разгар террористической войны, Исабель Перон назначает министром экономики Селестино Родриго, принявшего программу «шоковой терапии», призванную спасти рушащуюся экономику (военные действия довели Аргентину до кризиса – капиталы уходили из страны, замирала торговля, останавливались заводы и фабрики, сокращался экспорт и импорт). План Родриго, или «Родригасо», предусматривал девальвацию песо на 61, %, повышение цены на бензин на 172% и тарифов на электричество и газ на 60%. Одновременно вводилась полная свобода банковского процента и свобода для иностранного капитала. Взамен зарплаты рабочим единовременно повышались на 38%. Это была последняя попытка спасти националистический режим, но она провалилась: ВКТ, привыкший добиваться исполнения всех своих требований, объявил всеобщую забастовку. Исабель Перон сдалась и повысила зарплаты на 130%, чем сразу обрушила финансы страны и экономику в целом. Однако этот губительный с экономической точки зрения шаг привёл к временной политической победе над повстанцами: рабочие окончательно отвернулись от них.
Однако это была победа государства, а не режима: 24 марта 1976 г. Исабель Перон была свергнута, и к власти пришла военная хунта во главе с генералом Хорхе Рафаэлем Виделой, успешно боровшимся с отрядами РНА в провинции Тукуман.
Рафаель Видела вступает в президентские полномочия, фото 1976 г.
Кровавый ответ
1976-81 гг. – годы гражданской войны в Аргентине, которую сами военные (да, именно они, а не их противники!) назвали «грязной войной» - войной без правил, необыкновенно жестокой, без соблюдения любых законов и конвенций, войны на уничтожение. Описывать её перипетии – дело для исследователей повстанческих и антиповстанческих операций. Взрывы, покушения, засады – это смерть, увечья, пытки и страдания десятков тысяч людей.
Все эти годы «Монтонерс» воевали, постепенно теряя силы. Рабочие и жители «villas miserias» окончательно отвернулись от них, стремительно падала популярность террористов и среди студенчества. Повстанцы регулярно получали помощь с Кубы, создали учебный лагерь в Ливане и успели повоевать на стороне палестинских нацистов и мусульман против ливанских христиан и даже съездили в Москву за помощью (в Москве их резко отшили). Определённую роль в ликвидации движения сыграла промосковская компартия, которую военная хунта легализовала: коммунисты ездили по миру и заявляли о поддержке «пролетариатом» военной диктатуры, а «Монтонрос» назвали убийцами и провокаторами.
В 1978 г. основные «фронты» движения были разгромлены армией, в 1980 г. был истреблён «спецназ» «Монтонерос» - боевики, обученные кубинскими коммандос. Почти все руководители движения погибли. В 1981 г. организация, когда-то насчитывавшая 60 тысяч активистов, исчезла - остатки руководства объявили о её роспуске и отказе от вооружённой борьбы.
РНА была разгромлена ещё раньше – в 1977-м: против её баз в Тукумане армия использовала авиацию. Остатки троцкистов бежали в Никарагуа, и оттуда, по приказу главы сандинистов Даниэля Ортеги, в 1980-м проникли в Парагвай и убили бывшего никарагуанского диктатора Сомосу, нашедшего там пристанище после сандинистской революции. Участники акции пытались покинуть Парагвай через Аргентину, где были частью перебиты, частью арестованы и осуждены на длительные сроки.
1981 год стал годом окончания «грязной войны»: террористы были истреблены, попали в тюрьмы или скрылись за границей.
…После переворота армия обрушилась на повстанцев, как молот. О зверствах военных написаны горы литературы, так что стоит их только упомянуть. Повстанцев и сочувствующих убивали без суда и следствия, подвергали чудовищным пыткам, живыми сбрасывали в океан с самолётов и вертолётов (Vuelos de la muerte – «Полёты смерти»), арестованных женщин насиловали, в том числе до смерти, отбирали у них новорождённых… Среди погибших и подвергшихся пыткам были и совершенно непричастные к повстанческому движению люди; доказано, что некоторые подвергались арестам по причине личной неприязни к ним того или иного офицера; что были люди, арестованные военными для того, чтобы завладеть их имуществом. В общем, армия, брошенная на исполнение полицейских функций, вела себя так, как только и может вести в подобной ситуации – то есть как слон в посудной лавке. Плюс латиноамериканский темперамент и национальные традиции жестокости.
М. А. О'Грейди в статье «Забытые жертвы террора в Аргентине» пишет про исследования, проведённые Центром правовых исследований по вопросам терроризма и его жертв в Аргентине, возглавляемым Викторией Вильярроэль. «Из-за позорного падения военного правительства, террористы и их сторонники добились успеха в переписывании истории, описывающей только преступления своих врагов в военной форме», - говорится в статье. - Одним из результатов является то, что поколение аргентинцев выросло, не зная всей истории тех времён террора».
В опубликованной Центром книге - фотографии некоторых из тысяч жертв: дети, подростки, дипломаты, бизнесмены, судьи, сотрудники полиции. Некоторые из них были похищены и убиты. Другие были убиты или искалечены только потому, что они были рядом, когда взрывались бомбы или вспыхивали перестрелки. Среди жертв левого террора в издании упомянуты философы Карлос Сакьери и Бруно Гента, политики Марио Узала и Артуро Руиг, профсоюзные деятели Хосе Руччи, Дирк Клостерман, Хосе Чирино и Атилио Сантильян, бизнесмены Гектор Минетти, Антонио дос Сантос Ларангерия, Франциско Солдати, Мануэль Мартинес и Рамон Саманьего, служащие Франциско Швер и Вальтер Кляйн (была убита и его жена), судьи – например, Хорхе Кирога. «Монтонерос» был похищен и убит 62-летний Джон Иган, консул США в городе Кордова. Были застрелены руководители аргентинских филиалов «Форда», «Крайслера» и «Дженерал моторс». Повстанцы взорвали (вместе с продавцами и покупателями) автосалоны «Форда», «Рено» и «Пежо», магазины «Гудьир» и «Файрстоун», «Рикер», «Эли Лилли», «Юнион карбайд», «Ксерокс», «Кока-кола», «Пепси-кола», офисы Банка Бостона и Чейз Манхеттен Банка…
При покушении на генерала Сесара Кардосо взрывом бомбы ранило его жену и дочерей, при убийстве чиновника Альберто Вильяра также погибла его жена, при убийстве генерала Хорхе Касереса была застрелена его жена, при покушении на капитана Умберто Виола его дочери 3 и 5 лет были тяжело ранены. Погибли также жена Артура Гея и его 15-летняя дочь, жертвами террористов стали два соседа адмирала Армандо Ламбруччини и случайная прохожая. Ещё при военном режиме, 17 октября 1972 г., «Монтонерс» неизвестно зачем взорвали бомбу в отеле «Шератон» - погибла семья канадских туристов. В момент убийства профсоюзного лидера Теодоро Понсе из Росарио проходившая женщина закричала: «Убийцы!» - террористы застрелили и её.
Это только примеры: от повстанческих пуль и бомб погибли тысячи людей, в том числе женщины и дети. И они начали погибать задолго до переворота и кровавого ответа армии.
Сполохи
В 1982-м, через год после разгрома повстанцев, разгорелась и погасла война между Аргентиной и Великобританией за Фолклендские (аргентинцы называют их Мальвинскими) острова.
Мемориал в честь аргентинцев, погибших в Фолкленской (Мальвинской) войне 1982 г.
До 1980-х годов аргентинцы, невзирая на различия в социальном статусе, политических взглядах и образе жизни, были едины в одном: они не сомневались в том, что живут в современной развитой стране. Что неудивительно: аргентинские предприятия производили автомобили и танки, трактора и суда, станки и оборудование, самолёты и ядерные реакторы. Однако наступил 1982 г. и разразилась война за Фолклендские острова, которая сразу же показала, что Аргентина – страна «третьего мира», несмотря на свои танки и реакторы.
Во-первых, аргентинская военная хунта вела себя так, как положено вести тиранам в отсталых странах. Во-вторых, подавляющая часть аргентинцев, опять же невзирая на все политические и прочие различия, горячо поддержала захват островов, и слова великого Борхеса о том, что эта война – драка двух лысых из-за расчёски - остались гласом вопиющего в пустыне. В развитых странах, во-первых, власть сто раз подумает, прежде чем ввязываться в военную авантюру, а во-вторых в обществе в этом случае всегда возникает достаточно мощное противодействие. В Аргентине же высадку десанта на Фолклендах дружно приветствовали коммунисты и ультраправые, перонисты и социал-демократы, латифундисты и батраки, рабочие и фабриканты.
Аргентинские военнопленные в Порт-Стэнли, фото 16 июня 1982 г.
При этом правовой аспект принадлежности островов очень спорен: открыли их то ли Америго Веспуччи – итальянец на службе Испании, то ли датчанин Себальд Веердт, то ли английский капитан Джон Стронг. Первое поселение на архипелаге основали французы в 1764 г., второе – англичане (1765 г.), а в 1767 г. французский поселок Порт-Луи был куплен испанской короной. Испанцы выгнали англичан и держали на островах гарнизон до 1811 г., когда Аргентина отделилась от Испании. В 1820 г. на опустевшие острова высадились аргентинцы и объявили их частью своей национальной территории, но в 1833 г. английский десант захватил Фолкленды и депортировал аргентинцев. Так что единодушие аргентинцев по поводу принадлежности островов зиждется на более чем зыбкой юридической базе.
«Маленькая победоносная война» была нужна аргентинской хунте генерала Леопольдо Гальтиери, который столкнулся с падением популярности военного режима, инфляцией в 600% и падением ВВП на 11% - иными словами, с социально-экономической катастрофой. Война началсь, и у Лондона были все возможности выиграть войну, тогда как у Буэнос-Айреса – никаких.
Военная хунта была отчего-то уверена в том, что британцы не решатся послать флот воевать в далёкие приантарктические воды, за тысячи миль от своей страны. Одно это говорит о том, что аргентинские генералы ничего не смыслили в международной политике. Кроме того, они не могли получить поддержки ни от международных организаций, ни от других стран (только Перу передала Аргентине несколько истребителей «Мираж») – даже СССР, явно ликовавший от того, что вторая по мощи страна НАТО обречена на потери, в ООН воздерживался при голосовании по фолклендскому вопросу.
Аргентинские вооружённые силы были в принципе неспособны воевать с британскими. У Великобритании была профессиональная армия, у Аргентины – призывная, её оружие в основном устаревшее, подготовка личного состава – неплохая для сто лет не воевавшей страны «третьего мира» и никуда не годная – для современной войны с сильнейшим противником. Аргентина никогда не готовилась воевать с Англией и не имела плана ведения такой войны. Перед войной генерал Гальтиери жаловался президенту США Рейгану на опасно ухудшающиеся отношения с Англией, и тот со свойственной ему прямолинейностью предупредил аргентинца, что в случае конфликта Вашингтон будет на стороне Лондона. Гальтиери почему-то не поверил; по-видимому, ему просто не хватило ума.
К войне не готовились, начали её под влиянием сиюминутных рефлексий (англичане выслали с островов группу аргентинских рабочих, поднявших флаг своей страны, вот хунта и взбеленилась), а начав воевать, аргентинские генералы действовали более чем легкомысленно. Аргентина высадила на Фолкленды совершенно недостаточные для их обороны силы – всего около 11 тыс. человек, и незначительное количество боевой техники. В составе аргентинского экспедиционного корпуса были в основном необученные новобранцы; лучшие аргентинские части были сосредоточены на границе с Чили. Воздушные силы аргентинцев на Фолклендах – 24 лёгких штурмовика «Пукара» - были слишком малочисленны (перебросить реактивные машины на архипелаг не сумели), а ПВО оказалась неэффективна.
Более того: аргентинские подразделения, высаженные на Фолкленды, не были обеспечены в должной мере даже штатным вооружением. Подполковник Итало Пьяджи, командовавший 12-м пехотным полком, сдавшимся англичанам после сражения за Гуз-Грин, в книге «Ganso Verde», подверг критике недостатки тылового обеспечения. Он сообщил, что полку придали только 28% от предназначенного оружия, включая артиллерию, миномёты и пулемёты. Да и вообще аргентинское командование заготовило припасов почему-то на полтора месяца войны; стоит ли удивляться, что 14 июня 1982 г. – ровно через полтора месяца после начала войны – аргентинцам пришлось сдаться?
Аргентинские солдаты и офицеры, особенно лётчики, сражались героически. На своих самолётах они подкрадывались к английским кораблям буквально по гребням волн и сбрасывали на них бомбы со сверхмалых высот. Тем не менее в целом аргентинские ВВС действовали неудачно. В воздушных боях аргентинцы потеряли 31 самолёт, сами же не смогли добиться ни одной (!) воздушной победы. Один-единственный английский вертолёт – вот и вся «добыча» аргентинских авиаторов; настолько аргентинцы уступали в качестве обучения экипажей и в эффективности навигационного оборудования.
Аргентинское военное кладбище на Западном Фолкленде
Да и пехота сражалась, как могла: упоминавшийся выше 12-й полк подполковника Пьяджи сражался с элитными английскими частями, пока мог и нанёс им тяжёлые потери – в жестокой схватке погиб командир английской группировки подполковник Г. Джонс и несколько старших офицеров. Аргентинцы сдались только после того, как были окружены, а командование в Порт-Стэнли объявило, что помощи не будет. Стоило ли после этого Пьяджи жертвовать жизнями своих новобранцев? Английские атаки поддерживались мощными артобстрелами с кораблей и авиаударами, в то время как аргентинцы помощи ни с воздуха, ни с моря не получили: аргентинский флот, устрашённый потоплением крейсера «Генерал Бельграно», бездействовал, а атаковавшие англичан «Пукары» не добились ни одного попадания в цели.
Аргентинское командование совершило очень много ошибок, причём зачастую совершенно необъяснимых. В своей книге «Сто дней» главный британский командующий адмирал сэр Джон Вудвард, который непосредственно отвечал за операцию по возвращению Фолклендских островов, писал: «Остаётся загадкой, почему аргентинское командование упустило возможность нанести удар по «Гермесу» [основной британский авианосец – прим. авт.]. В случае их успеха британцев ожидал крах. Зная это, мы вели войну на лезвии ножа. Я понимал, что всего один несчастный случай - мина, взрыв или пожар на любом из наших двух авианосцев почти наверняка станет фатальным для всей операции».
Адмирал Вудворд (слева) прибыл на авианосец «Гермес» для принятия командования Фолклендской военной операцией, фото 1982 г.
18 июня 1982 г., через четыре дня после того, как аргентинский флаг над Порт-Стэнли был спущен и на его месте взвился «Юнион Джек», президент страны генерал Гальтиери подал в отставку. Новый глава хунты, генерал Бенито Биньоне, стал готовить уход военных от власти, одновременно требуя для них от демократических сил амнистии за военные преступления.
Британские солдаты на подходах к Порт-Стэнли, фото июнь 1982 г.
Капитуляция на Фолклендах стала самым страшным ударом по национальному самоуважению аргентинцев за всю историю страны. Горечь того позора не утихнет ещё очень долго и будет влиять на внутреннюю и внешнюю политику Буэнос-Айреса. Престиж армии упал до отрицательных значений: в глазах большинства аргентинцев военные оказались способны только «вести войну против собственного народа» и совершенно бессильны перед настоящими противниками.
Первым за многие годы, демократическим президентом Аргентины стал радикал Рауль Альфонсин. Он начал судебные процессы над военными, и почти все высшие армейские чины получили тюремные сроки. В 1985-90 гг. армия во главе с офицерами – ветеранами Фолклендской войны Альдо Рико и Мухаммедом Али Сейнельдином три раза поднимала мятежи, протестуя против унижений. Военные поначалу добились уступок: осуждённых генералов амнистировали. Но аргентинское общество продолжало требовать мести – за свой страх в период «грязной войны» 1976-78 гг. и за позор Мальвинской катастрофы. И стариков в мундирах то опять арестовывали и сажали, то вновь выпускали. В 1990 г. бывшие военные мятежники (Сarapintados – «раскрашенные лица») создали собственную политическую партию – Движение национального достоинства, завоевавшее незначительные симпатии избирателей и со временем сошедшее на нет.
Рауль Альфонсин, фото 2003 г.
В 1989 г. из небытия вдруг вынырнули партизаны из давно уничтоженных РНА и «Монтонерос» во главе с упоминавшемся выше Горриараном – в основном вернувшиеся из Никарагуа и вышедшие из тюрем по амнистии. Они наконец сумели объединить в одном движении «Всё для Родины» левых террористов всех направлений, но таковых в общей сложности оставалось менее трёх сотен. Некоторое время отошедшие от дел, но, как выяснилось, не утратившие боевого духа террористы работали в социал-демократической Партии непримиримости, но это им наскучило.
В конце 1988 г., на фоне небывалого социально-экономического кризиса и в преддверии президентских выборов в Аргентине распространились слухи, что кандидат от правых перонистов Карлос Менем при поддержке тогда ещё активных Сarapintados готовит военный переворот. Центром будущего переворота, согласно слухам, должны были стать казармы 3-го пехотного полка «Генерал Бельграно» в Ла Табладе.
Террористы решили действовать. 23 января 1989 г. полсотни бывших боевиков РНА и «Монтонерос» ворвались в казармы. Они намеревались призвать профсоюзные и студенческие организации к всенародному восстанию, но доступа к радио и телевидению получить так и не сумели. Казармы были осаждены жандармерией и взяты штурмом после многочасового боя. Все атаковавшие погибли или оказались за решёткой. Армия потеряла 11 человек убитыми и 38 ранеными.
besporyadkov_v_La_Tablada.jpg "во время беспорядков в Ла Таблада")
Беспорядки в Ла Табладе, фото 1988 г.
Как и все действия леваков, атака на Ла Табладу была основана на результатах нелепого и безграмотного анализа политической ситуации – восставать в Аргентине никто, кроме самой горстки экстремистов, не собирался, а никакого мятежа Сarapintados и Менем, как выяснилось, не планировали. Погибли обманутые лидерами молодые люди (сами руководители авантюры остались в живых, получили пожизненные сроки, но вскоре вышли на свободу по амнистии), погибли ни в чём не повинные солдаты и офицеры – не каратели, а обычные призывники и их командиры.
Это был последний сполох «грязной войны».
В 1990-е годы вооружённые банды, совершившие ряд ограблений инкассаторов, иногда заявляли о своей принадлежности к РНА, но это, скорее всего, была самореклама: зачем считаться просто бандитами, если можно объявить себя политическими борцами!
Правые и виноватые
Левые и леволиберальные деятели утверждают, что террор армии в 1976-83 гг. потряс всё общество и перевернул всю жизнь аргентинского народа. Но только ли террор армии? Военные утверждают, что в результате действий армии и полиции в это время погибло менее 9 тысяч человек – этого быть, конечно, не может. Левые заверяют, что погибло 30 тысяч, что явно ближе к истине.
Но из чего же складываются эти цифры?
Центр правовых исследований по вопросам терроризма сумел назвать 13074 жертв террористов в результате 21655 терактов за 9 лет, совершенных «Монтонерос» и РНА. Сами «Монтонерос» перед роспуском в 1981 г. заявили, что потеряли убитыми и казнёнными 5 тысяч боевиков. Такую же цифру – 5 тысяч погибших боевиков, но троцкистских, из РНА – называл, находясь в тюрьме, Горриаран. Если суммировать количество жертв терроризма и погибших боевиков, добавить к этому число погибших солдат, офицеров и полицейских – 990 человек - получается более 24 тысяч жертв. И 54% погибших стали жертвами не армии и полиции, а левых террористов. Очевидно, ещё некоторое количество жертв – в пределах нескольких сотен – были невинные граждане, убитые взбесившимися от вседозволенности военными. Но это не меняет главного: террор, «грязную войну» начали не правые и военные, а левые экстремисты. Они и спровоцировали переворот с последовавшей мясорубкой.
Э. Горриаран
Но виновными объявлены только военные. Бывшие руководители военной хунты – Хорхе Видела, Леопольдо Гальтиери, адмирал Эмилио Массера умерли в заключении. Был осуждён глава ВВС генерал Орландо Агости, хотя его вина не была доказана (впоследствии он был амнистирован, но не оправдан). 88-летний генерал Рейнальдо Биньоне доживает свой век в тюрьме. Приговорили к пожизненному заключению 82-летнего генерала Антонио Бусси и 81-летнего Лучано Менендеса. Последний на суде заявил, что «Аргентина - первое государство, которое судит солдат, сражавшихся за порядок и покой своих соотечественников». Он оправдывал свои действия тем, что «наше общество находилось в состоянии войны с марксистами и коммунистами». За решетку также угодили генералы Гильермо Мэйсон и Хуан Маграбанья, экс-командующий сухопутными войсками Кристино Николаидес и бывший руководитель федеральной полиции Раймундо Ромеро Охеда.
Леопольдо Гальтиери, фото 1981 г.
В заключении находятся десятки офицеров рангом пониже. В их числе есть те, кто этого достоин – кто убивал без суда, пытал и грабил. Но также и многие из тех, кто выполнял свой долг перед Аргентиной, спасая её от террористического разгула.
Можно ли считать, что справедливость восторжествовала?
Лидер «Монтонерос» Марио Фирменич попал в плен, получил срок и вышел по амнистии в 1990-м – вместе с генералами, с которыми боролся. Он спокойно живёт в Барселоне. В начале 2000-х бывший террорист №1 вернулся было в Буэнос-Айрес, но – странное дело! – почувствовал «какой-то нравственный дискомфорт» и вернулся в гостеприимную Испанию. Может быть, кровь тысяч его жертв вдруг застучала ему в сердце? В 2003 г. Аргентина потребовала у Испании выдачи Фирменича, но получила отказ. Спрашивается, а что ж аргентинцы сами не арестовали его, когда он находился на родине?
Марио Фирменич, фото 1973 г.
Другой лидер «Монтонерос», Патрисия Булрич, живёт в Буэнос-Айресе, занимается политикой и профсоюзной деятельностью. Она даже была министром труда в нескольких перонистских правительствах 90-х годов.
В Буэнос-Айресе в 2006 г. в собственной постели от сердечного приступа умер бывший лидер РНА Горриаран Мерло – организатор нападения на военную базу Ла Таблада. Вновь улизнувшего за границу Горриарана арестовывают в Мексике и выдают Аргентине. Он и его подельники получают пожизненное заключение, но через 10 лет выходят по амнистии. За террор 70-х их так и не судят – только за Ла Табладу. Перед смертью террорист заявил, что ни в чём не раскаивается и, будь у него возможность, начал бы всё с начала.
11 тысяч аргентинцев подали заявки и получили по 200 тысяч в качестве денежной компенсации за потерю близких во время военной диктатуры; интересно, сколько из этих погибших сами были убийцами?
Бывшие террористы делают акцент на то, что сами отсидели в тюрьмах. Да, многие сотни боевиков попали в плен и те, кто выжил, получили тюремные сроки при военном режиме. Но сразу после его падения они вышли на свободу – кто по амнистии, кто в результате пересмотра срока заключения. Но главное – они вышли героями в глазах общественности, а военные, даже в краткие периоды выходов на свободу, клеймились как преступники. На них совершались нападения, их дома поджигали, их оскорбляли и травили в СМИ.
Несмотря на не утихающую много лет антивоенную истерию (направленную именно против армии, а не против военных преступников), в Аргентине таких, как Фирменич и Горриаран, забыли не все.
В 2006-м в Буэнос-Айресе прошёл митинг, в котором участвовали родственники убитых террористами солдат, полицейских и «буржуев». В нем приняли участие и некоторые действующие офицеры. Ответ властей был суровым: тогдашний президент Нестор Киршнер обрушился с резкой критикой на митингующих и особенно на участвовавших в митинге военных: «Участие офицеров в несанкционированном митинге, на котором были высказаны слова в поддержку террора, развязанного военной хунтой против гражданского населения, следует рассматривать как антигосударственные действия, направленные на подрыв престижа вооруженных сил», – заявил он. За участие в митинге офицеры были подвергнуты различным дисциплинарным наказаниям, а шесть из них отправлены на месяц на гауптвахту. И это не удивительно: господин Киршнер сам в 70-е сотрудничал с «Монтонерос», за что при военной хунте просидел в тюрьме… аж целый месяц.
Можно ли одностороннюю вендетту считать справедливостью?
Печальное танго
Недаром главная аргентинская святыня – танго: прекрасная и печальная мелодия, полная рвущей душу тоски. Танго имеет начало, но не имеет конца – оно всё льётся и льётся; затихает, кажется, совсем, но вдруг вновь взрывается страстным ритмом не прекращающегося страдания. А ведь эта музыка, рождённая в буэнос-айресских villas miserias, когда-то была весёлой! Как и жизнь в Аргентине в начале XX века – до того, как в стране началась череда военных переворотов, мятежей, восстаний, терроризма и государственного террора.
«Грязная война» закончилась 35 лет назад, 27 лет как отгремели её последние сполохи – выстрелы и взрывы в Ла Табладе. Но она изменила вектор развития Аргентины, история которой последние 80 лет и так не была особенно счастливой.
В 1970 г., невзирая на десятилетия непрерывных кризисов, Аргентина ещё оставалась самой развитой и благополучной страной не только Латинской Америки, но и всего «третьего мира». Да и к «третьему миру» её тогда отнести было сложно: по уровню развития она превосходила не только Грецию и Португалию, но и Испанию. Сложная техника национальной разработки демонстрировала уровень развития местной экономики и науки. Мясо в магазинах и ресторанах было дешевле хлеба, а хлеб стоил копейки – в стране не знали, что такое голод. А во время кризиса 2001-02 гг. в villas miserias на улицах лежали умершие от голода – в стране, которая гордо заявляла о том, что легко может прокормить 500 миллионов человек!
В Аргентине бешеная преступность – не ниже, чем в Бразилии или Гватемале. Похищения людей стали таким же бичом, как и в других странах континента. В заложниках побывал и нынешний президент страны Маурисио Макри. Бандиты даже пытались похитить известного всей стране героя Фолклендской войны, «вечного мятежника» Альдо Рико – он сопротивлялся, и в него всадили три пули… Сорок лет назад молодёжь шла в партизаны, а теперь - в бандиты.
Альдо Рико
Теперь аргентинцам приходится гордиться тем, что когда-то сильная «оборонка» выпускает джипы и разведывательные беспилотники, но ведь джипы производит, например, Кения, а «дроны» похожего типа – кочевая Монголия. В магазинах – бразильская и китайская одежда и обувь, автомобили и трактора собирают американские, итальянские и французские филиалы, а бывший мотор индустриализации – авиазавод – собирает бразильские самолёты.
Почему так случилось? Почему богатейшая страна, которой сто лет назад прочили судьбу латиноамериканской Швейцарии или Дании, превратилась в заурядную страну «третьего мира», последовательно пропустив вперёд по уровню развития Чили, Уругвай, Израиль, Бразилию, Мексику, Южную Корею, Сингапур, Китай, Турцию?
Причин «Аргентинского анти-чуда» много, и их исследуют учёные разных стран, в том числе и России. В социальном плане самое важное – низкая политическая культура, неумение мыслить дальше сиюминутных выгод и желаний, и – шире – банальное легкомыслие. Помещики, компрадоры и региональные каудильо не желали жертвовать шальными деньгами ради экономического развития. Военные постоянно хотели «порулить», а имея оружие, добиться этого было нетрудно. Рабочие бились за зарплаты – высокие, как в США, но работать были готовы только как в СССР, то есть мало и плохо. Молодёжь из среднего класса, возмущённая тем, что Аргентина – не первая страна в мире и вообще удручённая несправедливостью всем на свете, партизанила за социализм, не представляя, что это такое. Все хотели своего, и никто не желал ни с кем считаться. И вцепились друг другу в глотки мёртвой хваткой. И разрушили страну, отбросили её из практически первого - в «третий мир».
* * *
Это во многом напоминает Россию. В 1860-80-е годы XIX века на наших просторах появились молодые люди, недовольные тем, что Урюпинск – не Париж, а Вася Пупкин из Нахаловки живёт хуже, чем фермер Джон из Айовы. Верное наблюдение, но, чтобы это изменить, нужно работать, а не взрывать бомбы и не читать глупые книжки Чернышевского. Лучше бы штудировали литературу по строительству или агротехнике… И, захватив власть, они превратили Россию в лагерно-барачный «рай», в гигантскую помойку, в «мёртвую зону», на которой их уже дальние потомки ломают голову, как сделать её пригодной для жизни.
То же и в Аргентине. На долгие годы кумиром молодёжи там стал не Луис Борхес – великий писатель, не Хорхе Ньюбери – пионер аргентинской авиации, не Орасио Анасагасти, строитель первого в стране автозавода, не Рауль Пескара – создатель первого в мире вертолёта, и даже не братья Биро – изобретатели шариковой ручки. Кумиром, затмив Посадаса и самого Перона, стал интеллектуально ничтожный и нравственно ущербный Че Гевара – двоечник в школе, студент-недоучка, ничего ни в чём не смысливший и читавший только политическую литературу – Муссолини в юности, Троцкого и Мао во взрослом возрасте. И он мнил себя лидером мировой революции, мечтал о «новом человеке» - только с одним свойством: служить этой революции (то есть ему лично). И толпы молодёжи, отрастив волосы и напялив береты, пошли делать революцию на родине Че, залив её кровью и остановив развитие – очень надолго, а может быть, и навсегда. Во имя чего? Ради какого светлого будущего? Достоевского с его «слезой ребёнка» они явно не читали. Как и соотечественников – Борхеса и Кортасара. И их противники в военной форме тоже не читали никого их перечисленных классиков. У них были свои кумиры – Торквемада, Росас, Примо де Ривера, Менвьель…
Памятник Че Геваре в Росарио
В 2008 г. в аргентинском городе Росарио был открыт памятник Че Геваре. Его посетила и произнесла восторженные слова о самом известном в мире маньяке, родившемся в этом городе, тогдашняя президент страны Кристина Киршнер. Значит, «грязная война» в Аргентине всё ещё не закончена…
Автор: Трифонов Е. [email protected]