История развития сферы переводов: основные особенности
Перевод текста с одного языка на другой считается одним из наиболее древних занятий человека. Об этом упоминали еще древнеримские и древнегреческие ученые в своих трактатах и научных трудах. Достаточно развитым данное занятие было и в Средневековье, монахи-переводчики в это время назывались «hermeneuma» или «interpres», хотя в последующие века человеком использовались уже другие термины, обозначающие данную профессию. Начиная с 12 века, французский перевозчик именовался trucheman или droguement, итальянский переводчик – drogomanno или trucimanno, многие из специалистов также осуществляли перевод с английского и прочих языков. Приблизительно в это время во французском языке начали использоваться термины «translation» (перевод) и «translateur» (переводчик), причем они практически сразу были позаимствованы и представителями других стран. Пик же развития переводческой деятельности можно отнести к возникновению книгопечатания.
В Европе сам перевод долгое время играл служебную и второстепенную роль. Однако с ним связана была столь важная для всего периода христианизации Европы проблема международного распространения Библии и других религиозных текстов. Непогрешимый с точки зрения средневекового книжника авторитет этих книг, с одной стороны, школьная практика глоссирования (под каждым латинским словом надписывалось соответствующее слово иного яз.) — с другой, при недостаточной литературной обработанности языка, на который делался перевод, и высоких литературных качествах переводимого текста, привели к распространению в эпоху европейского феодализма буквальных переводов. Конечно значительно большую свободу в обращении с текстом допускала светская литература, бытовавшая в рыцарской и придворно-аристократической среде.
Борьба двух переводческих систем — системы свободной передачи иностранного текста, которая шла из классического Рима, и системы буквальной, подстрочной передачи, созданной средневековой церковно-монастырской ученостью, — продолжалась в течение всего феодального периода европейской истории. Возрождение античной философии, поэзии и искусства, возникшее под влиянием роста денежного хозяйства и капиталистических отношений сначала в Италии, а затем и в других странах Европы, значительно обострило проблему перевода с ее принципиальной теоретической стороны. Увлечение античной литературоой, позволявшее лучше и легче преодолевать средневековое религиозно-аскетическое и феодальное мировоззрение, прежде всего способствовало возрождению двух языков античного мира — латыни классического периода и греческого, — а овладение этими языками повышало ответственность за новые переводы любого классического текста и принуждало к пересмотру уже накопленного переводного запаса. В связи с обособлением и развитием отдельных литературных языков и ростом национальных литератур Италия, а за ней Англия, Франция и Германия пережили период настоящего увлечения переводческой деятельностью.
Во второй половине XIX в. теоретический интерес к проблеме перевода заметно повысился в Западной Европе, особенно в Германии, где параллельно с ним растет количество и улучшается качество перевода на немецкий яз. произведений мировой литературы. По своей добросовестности и техническому совершенству немецкие переводы XIX в. являются едва ли не лучшими. По своему обилию и разнообразию немецкая переводческая литератуpa в то время и количественно превышает переводные фонды других западно-европейских литератуp; характерными чертами ее кроме того являются: наличие повторных переводов одного и того же литературного памятника в целях максимально точного воспроизведения иностранного подлинника, чувство ответственности за полноту и точность передачи и частое теоретизирование переводчиков по поводу избранных ими принципов работы. В широком развитии переводческой деятельности в Германии большое значение имели быстрый рост немецкой филологической науки и спецификация ее отдельных дисциплин, с другой стороны — рост практического языкознания и повышение знаний иностранных языков как следствие увеличения активности немецкого капитала. В отборе произведений иностранных литератуp немецкими переводчиками всегда был свой глубокий смысл: так, например, интерес писателей, идейно принадлежавших к группе «Молодой Германии», к французской литературе столь же характерен, как и симпатии немецких переводчиков 60-х гг. к итальянским поэтам эпохи буржуазного объединения Италии. Образцами переводческого искусства (как ранее шлегелевские переводы Шекспира, Гильдемейстера — из Байрона и Ариосто) в этот период считаются переводы Пауля Гейзе (итальянские поэты — Леопарди, и особенно Джусти), Легерлоца (Л. Берне и Беранже), Боденштедта (Лермонтов, Пушкин), Гервега (Ламартин и Шекспир), Германа Курца (испанские писатели) и др. Если в эпоху романтизма построение теории немецкого перевода стояло в связи с идеалистическими концепциями Канта и особенно с националистической теорией Фихте об «универсализме» немецкой культуры, то теперь большое значение имели воззрения Гегеля на теорию исторического процесса, в частности учение о культурном сотрудничестве равноправной «семьи» европейских народов.
Во Франции переводческая деятельность в этот период не играла столь важной роли, как в Германии, и в качественном отношении переводы на французский язык всегда значительно уступали немецким. Конечно и во французской литературе можно найти отдельные хорошие переводы, но довольно значительная часть их приходится на романтический период с его интересами к сходным течениям Англии и Германии (переводы Байрона, переводы Жерара де Нерваля из Гёте). В эпоху становления реалистического и натуралистического стиля, с его тенденциями к изучению мелкобуржуазного повседневного быта и социальной среды, французская литератуpa обнаружила в общем довольно слабый интерес даже к наиболее сходным с ней идеологически и литературно течениям иностранных литератуp (например, к английскому реализму). Правда, на этот период приходятся замечательные по своему проникновению в дух подлинника переводы Ш. Бодлера из Э. По (впоследствии его удачно переводил Ст. Малларме), а затем и стилизационные опыты «парнасской школы»; глава ее Леконт де Лиль оставил много тщательно исполненных переводов античных авторов; по ним Франция впервые познакомилась с духом и формой греческой поэзии, которую прежние переводчики (начиная с XVII в.) искажали и извращали.
Значительный толчок развитию переводческой деятельности дала Первая Мировая война. Тот интерес, с каким по окончании войны европейские читатели взялись за чтение переводной литературы, в значительной мере объясняется продолжительной разобщенностью, на которую обречены были европейские государства войной, и ослаблением творческой производительности. Во всех странах Запада переводы сделались важнейшей и наиболее доходной статьей книжного рынка.
В древней Руси переводы делались главным образом с южнославянских языков и с среднегреческого. Выбор книг для переводы определялся замкнутым религиозным характером образованности феодальной эпохи. Позже, в соответствии с ростом западного влияния, переводы получили, начиная с XV в., более практическую цель, способствуя усвоению «технической» культуры Запада. Но уже с конца XVI в. в западных областях Руси стали появляться переводы западно-европейских рыцарских романов и повестей о «витезях добрых» — «О славном рыцеры Трисчане (Тристане), о Анцелоте (Ланцелоте), о Бове и о иншых многих витезях добрых» (заглавие Познанской рукописи XVI в.). Особенной популярностью пользовались у нас в XVII в. повесть «о благородном князе Петре златых ключах и о благородной королевне Магилене» и др. В Московской Руси переводы зачастую заказывались иностранцам, плохо владевшим русской речью; язык этих переводов был тяжел, а иногда и совсем непонятен. Но и русские книжники переводили не лучше. Однако к концу XVII в. мы замечаем уже более повышенные требования к переводу. Стремясь, подобно своим предшественникам, к дословной передаче, переводчики тем не менее в отдельных случаях пытаются уже воспроизвести стиль подлинника («Юдифь и Олоферн», «Темир-Аксаково действо» и т. д. — с немецкого).
Ломка книжного языка, произведенная при Петре I, вначале внесла еще большую сумятицу в русские переводы начала XVIII в. Языковые средства переводчиков усилились громадным количеством иностранных слов, вошедших в русскую речь; обилие варваризмов повлекло за собой увлечение иностранной конструкцией фразы. Преобразования Петра с первых своих шагов шли рука об руку с П. различных сочинений научного содержания, в которых сильно нуждалось практическое направление реформы. Примерно с 30-х гг. XVIII в. перевод технической западно-европейской литературы уступают место переводу художественной литературы, как прозаическим, так и стихотворным. Эти переводы имели огромное значение в деле выработки русского литературного языка.
Основное стремление Кантемира и Тредьяковского — верность передачи мысли подлинника. На этом пути переводчикам приходилось вести беспрестанную борьбу с рядом трудностей словарного и стилистического порядка.
Во второй половине XVIII в. в переводах ощущалась такая настоятельная необходимость, что в Петербурге было основано специальное общество переводчиков «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг» (1768—1783). Перевод этой эпохи удовлетворял в значительной степени запросам тех читательских групп, которые плохо владели иностранными языками или не владели ими вовсе, что определяло и выбор произведений и своеобразные попытки их приспособления (переделка на «русские нравы»). С другой стороны, распространены были также и «переводческие состязания», в которых перевод являлся произведением, получавшим свой художественный смысл лишь в соотношении с оригиналом. Такие переводческие выступления имели в виду другую аудиторию — сравнительно узкий, но достаточно культурный в языковом смысле круг читателей, представителей классовой верхушки (ср. состязания Сумарокова и Ломоносова — перевод оды Ж. Б. Руссо «На счастие» и др.). То обстоятельство, что большинство русских переводов делалось с французского яз. (это объясняется исключительным преобладанием французской культуры и языка среди дворянской интеллигенции XVIII в.), в свою очередь способствовало усвоению у нас французской теории перевода. Карамзин в качестве эпиграфа для своего «Пантеона иностранной словесности» взял стихи Лебрена: «Кто шаг за шагом следует за своим автором, тот является только слугой, следующим за своим господином». Жуковский усвоил себе взгляд Флориана, который требовал от переводчика, чтобы, сохраняя мысль автора, он ослаблял и смягчал «черты дурного вкуса». «Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах — соперник», говорил Жуковский (ср. «Людмилу» Жуковского — перевод баллады Бюргера «Ленора», пропуски в переводах Шиллера, Геббеля, «Орлеанскую деву» Шиллера). В те же годы у нас постепенно определялось и другое — более бережное — отношение к переводимым текстам (перевод «Илиады» П. И. Гнедича).
В 1811 в Петербурге отдельной книгой анонимно вышел на французском языке трактат Б. В. Голицина «Размышления о русских переводчиках», содержащий подробную характеристику русского переводческого искусства XVIII в. и сравнительный анализ его важнейших образцов. Цель трактата — усилить ответственность за возможно точное воссоздание подлинника, для достижения чего автор предлагает ряд мер, рекомендуя в отдельных случаях даже прозаическую передачу стихотворных текстов. Однако, до середины 20-х гг. при обилии переводов мы найдем сравнительно немного таких, которые отвечали бы требованиям смысловой и стилистической близости к оригиналам. В результате цензурных стеснений, с одной стороны, роста разночинной интеллигенции, все сильнее вовлекавшейся в литературное движение, — с другой, при ее недостаточном владении иностранными языками, русская литература между 20—50 гг. XIX в. беднее переводами, чем в начале века. Зато переводы этого периода все более приближаются к задаче максимально точного воспроизведения подлинников. Примером переводов данного типа могут служить переводы из Шиллера, Гёте, Шекспира, современных французских поэтов (Гюго, Ог. Барбье и др.). В 60-е гг. переводческая деятельность вновь значительно усиливается. Используя перевод в целях идеологической пропаганды, переводчики из разночинной интеллигенции не только искусно подбирают в иностранной литературе нужные им произведения, получающие новую смысловую окраску в русской социально-политической атмосфере, но допускают в тех же целях соответственные переделки текста. Произведения Гейне, Беранже, Гюго, Барбье, Бернса, Лонгфелло и др. переводились тогда особенно охотно, представляя благодарный материал для переработки и иносказания. Неточные переводы с амплификациями, произвольными заменами и переделками нередки и в прозе (характерным примером могут служить переводы И. И. Введенского из Диккенса, Достоевского — «Евгении Гранде» Бальзака и т. п.). Однако в ту же эпоху традиции бережного отношения к тексту, вплоть до защиты принципа дословной передачи, сохранились в дворянских писательских кругах с их наследственной культурой иностранной речи, не заинтересованных непосредственно в использовании иностранной литературы в качестве средства идеологической пропаганды и рассматривавших ее как предмет чисто эстетического любования. Характерной в этом смысле фигурой был А. А. Фет как переводчик. Фет переводил Гёте, Шиллера, Уланда, Гейне, Беранже, Мюссе, Рюккерта, Саади, Гафиза, Мицкевича, Байрона; кроме того ему принадлежат переводы обеих частей «Фауста» Гёте, «Антония и Клеопатры» и «Юлия Цезаря» Шекспира, а также потребовавшие значительного труда переводы латинских поэтов: всего Горация (1883), Катулла (1886), сатир Ювенала (1885) и Персия (1889), элегий Тибулла (1886), Проперция (1888), «Превращений» Овидия, «Энеиды» Вергилия (1888) и т. д. Принцип, которому Фет неуклонно следовал в своей огромной по размаху переводческой деятельности, заключался в усилиях переводить стих в стих, слово в слово, сохраняя в переводе число строк оригинала. Результатом применения такого метода был тяжелый и неудобопонятный буквализм, с грамматическими и метрическими неправильностями, неправильными ударениями и т. п.
Непрерывно растущий с начала 60-х гг. круг читателей, мало знакомых с иностранными языками, настойчиво выдвигал потребность в таких переводах, которые могли бы «заменить» оригинал. Отсюда — непрерывный рост русской переводной литературы во второй половине XIX в. Потребности русского театра вызывают появление переводов классиков европейского театра: Шекспир, Кальдерой, Лопе де Вега (переводы С. А. Юрьева), Мольер (Лихачева), Расин (Поливанова), Лессинг и др. вышли в этот период в новых изданиях. С середины 80-х гг. у нас быстро развивается научная деятельность в области истории «всеобщей» литературы; возник интерес к до сих пор непереведенным памятникам старинной европейской литературы; переводчики (некоторые из них вышли из школы академика А. Н. Веселовского, который и сам дал превосходный по литтературным качествам перевод «Декамерона» Боккаччо) соединяют тонкое критическое чутье с хорошим филологическим пониманием переводимого памятника («Песнь о Нибелунгах» Кудряшева, «Калевала» Бельского, «Песнь о Роланде» Де Ла-Барта). В эти же десятилетия мы встречаемся со многими примерами исключительно упорного переводческого труда; так, Д. Е. Мин свыше 40 лет трудился над переводом «Божественной комедии» Данте; над переводом «Фауста» Гёте Н. Холодковский работал более 25 лет. Несмотря на это переводы этого периода в подавляющем большинстве отличаются значительными недостатками — приблизительностью передачи, сглаживающим характером — и передают лишь схему мысли, но не ее стилистическое выражение. Это можно сказать даже о таких переводах, которые в свое время казались образцовыми (например, переводы П. И. Вейнберга из Гейне).
Новые и гораздо более строгие требования предъявлены были к переводам, преимущественно стихотворным, в эпоху символизма. Единодушную критику вызвали многочисленные переводы К. Бальмонта (Шелли, Э. По, Гауптман, Кальдерон, Словацкий и т. д.). Во всех случаях Бальмонт лишь очень приблизительно передавал смысл переводимого, многое пропуская и еще более добавляя от себя; форма везде передана также неудовлетворительно; утрачена вся звуковая игра стиха, особенности стихосложения, допущена своеобразная стилизация в соответствии с индивидуальным поэтическим стилем переводчика, но без учета стилистического своеобразия переводимого и т. д. Напротив, славу виртуозных переводчиков заслужили В. Брюсов (Верхарн, франц. поэты XIX в., Вергилий, Гёте), М. Волошин, Ф. Сологуб (Верлен), позднее Н. Гумилев и др. Весьма крупным явлением русской литературы явились также переводы Вяч. Иванова (Петрарка), Инн. Анненского (Еврипид), Ф. Зелинского (Софокл). Появлению последних много содействовала серия «Памятников мировой литературы», издательство М. и С. Сабашниковых, поставившая своей целью ознакомление русского читателя с шедеврами мировой литературы в новых образцовых перевода и успешно справившаяся с такой задачей.
На территории стран бывшего СССР перевод занимал особую нишу, и здесь ежегодно выпускалось огромнейшее количество переведенных произведений художественной литературы. Соответственно активными темпами развивалась и теория перевода, у истоков которой стоял знаменитый писатель А.М. Горький. Интересно, что именно 20 век был назван веком перевода, и перевод сегодня имеет особое значение при формировании той или иной национальной культуры. Современный человек часто пользуется переводами, когда ему приходится знакомиться с инструкциями к бытовой технике и различному оборудованию зарубежного производства. Переводческий процесс напрямую связан и с таким современным явлением, как глобализация, который датируется 20-21 веками. Считается, что именно труд профессиональных переводчиков является важным шагом в процессе создания открытого и демократичного общества.
На сегодняшний день существует большое количество бюро переводов, и это характерно практически для всех стран, причем наиболее востребованное направление в их деятельности – это технические переводы. Согласно статистике, примерно 70% от всего количества переводчиков в мире работают именно в сфере переводов технического характера. Достаточно большой объем также составляет и перевод текстов, относящихся к деловой корреспонденции, далее следуют информационные тексты потребительского характера, научные труды и пр.
Автор: Грибулина А.