Historicus.ru / Библиотека Историка / Лотман Ю. М. История и типология русской культуры

1. Семиотические   системы   реально   существуют   как   системы  динами­ческие. В этом смысле недостаточно указать на то, что тексты хронологиче­ски выстраиваются  в диахронную  цепочку,  а  структура  реализуется  как история структуры. Необходимо изучение механизмов, которые делают раз­витие системы неизбежной константой ее существования. Подобное иссле­дование имеет целью расширить не только наши теоретические представ­ления, но и возможности искусственного конструирования саморазвиваю­щихся систем.

Первые шаги в интересующем нас направлении были сделаны Ю. Н. Ты­няновым, обратившим внимание на закон структурного различия между ядром системы и ее периферией и механизм периодической замены автома­тизировавшихся структур ядра периферийными и наоборот. К сожалению, эти идеи не получили в дальнейшем должного развития. Цель настоящего сообщения — обратить внимание на некоторые механизмы динамики семио­тических структур.

2. Возможность изменения семиотической системы связана с отношением к ней как к изменяемой со стороны использующего ее коллектива. Это озна­чает, что данная семиотическая система воспринимается не как единственно возможная, но как один из потенциально данных вариантов. Такое отноше­ние возможно лишь в результате сопоставления данного языка с другими. Общества, ориентированные на монолингвиальное сознание (например, сре­дневековье с его убеждением, что другие языки — языки неправильные), дают образцы длительной устойчивости языков культуры. Можно было бы выска­зать и другое предположение: языки культуры, обслуживающие лишь часть коллектива, пользующегося данным естественным языком, а также имеющие более сложную структуру, чем естественный язык, изменяются с большей, чем он, скоростью. Было бы весьма заманчивой задачей определить зависимость периода «снашивания» семиотической системы от тех или иных показателей ее внутренней организации.

3. Поскольку в основе динамического механизма лежит сопоставление и взаимодействие языков, можно было бы обратить внимание на две стороны этого процесса.

а) сопоставление языка с другими, иначе организованными языками,

б) сопоставление языка с однотипными ему, но находящимися на резко отличной стадии развития.

Вопрос, таким образом, сводится к языковому разнообразию и языковой неравномерности

3.1. Первый аспект имеет две стороны, каждая культура имеет механизмы. Для выработки «внутреннего полиглотизма» и каждая культура реально существует лишь в контексте других культур, овладение языками которых создает ситуацию «внешнего полиглотизма».

3.1.1. Внутренний полиглотизм создается уже в минимальной модели культуры, требующей существования не менее двух параллельных языков. В дальнейшем, если, с одной стороны, разнообразие семиотических систем порождает их динамику, то, с другой, само развитие неизменно сопровож­дается расщеплением языков на всё новые и новые.

3.1.2. Интересным примером может являться обязательное наличие в си­стеме культуры нескольких видов искусств. Мы не можем назвать ни одно­го реального общества, в котором эстетическая функция обслуживалась бы лишь каким-либо одним видом искусства. Факт этот исторически очевиден, хотя и затруднителен с точки зрения теоретического объяснения. Современ­ное искусствознание, оперируя такими понятиями, как «искусство барокко» или «искусство романтизма», гораздо охотнее подчеркивает общность между различными художественными языками одной исторической эпохи. Теоре­тическая основа такого подхода уходит корнями в известное положение Гегеля, согласно которому «особенное» в каждом искусстве «находит свой определенный характер, в определенном внешнем материале», с чем связан тот «способ воплощения, который диктуется этим материалом». Однако, поскольку в основе всех видов искусств той или иной эпохи лежит опре­деленная стадия в развитии духа, «каждое отдельное искусство представляет в своем особенном способе внешнего формирования целостность форм искусства» (Гегель Г.-В.-Ф. Эстетика. M., 1968 Т. 1 С. 88). Различные искусства, как наиболее соответствующие разным этапам развития духа, доминируют в те или иные эпохи, даже становясь их символами. Остальные играют роль аккомпанемента. Однако необходи­мость одновременного существования разных искусств остается в тени и не получает объяснения.

3.1.3. Каждое искусство становится самостоятельным, лишь обретая соб­ственный язык, соответствующий его специфическому способу художествен­ного моделирования мира. Так и в исторически обозримое дня нас время кинематограф сделался искусством, создав собственную систему художествен­ного языка. В настоящее время мы можем наблюдать, как рождение самосто­ятельного, отдельного от «фотографического кино», языка мультипликацион­ных фильмов знаменует превращение их из жанра кинематографа в само­стоятельное искусство. Однако именно в тот момент, когда язык данного искусства отделился и достиг семиотической самостоятельности, он начинает оказывать трансформирующее воздействие на другие художественные языки. Таково исключительно активное влияние языка кинематографа на семио­тику прозы, поэзии, театра XX в. Классическим примером остается исследо­вание Р. О. Якобсона, посвященное влиянию языка скульптуры на поэтиче­ские образы Пушкина (Jakobson R. Socha v symbolice Puškinove, «Slovo a slovesnost», III (1937) P. 2—24, cp. La statue dans la symbolique de Puchkine // Jakobson R. Questions de poétique Pans, 1973 P. 152—189).

В результате названных выше процессов может возникать явление двой­ного кодирования текста. Так, современный мультипликационный фильм дает зрителю текст, принципиально кодированный дважды как рисунок, карикатура, кукольный театр, во-первых, и как киноповествование, во-вто­рых. Аналогичным образом и русская новелла, и новеллистическая поэма 1830-х гг. (Пушкин, Гоголь) с их анекдотическим сюжетом ориентировались на комедию. Отсюда обилие переодеваний, подмен, неузнаваний. Неодно­кратно отмечалось воздействие очерка 1840-х гг. на роман и поэзию тех лет. С этой точки зрения периодически возникающее стремление изгнать из ху­дожественного текста «художественность» и имитировать его средствами «просто жизнь» может рассматриваться как вторичное кодирование искусства «текстами жизни», воспринимаемыми как зашифрованные «кодом с нулевой условностью» (понижение меры условности сопровождается возрастанием семиотичности текста).

Создание перекрестно кодированных текстов, как правило, приводит к бурно протекающему процессу семиотического новообразования.

3.1.4. Столкновение культуры с внеположенными ей семиотическими си­стемами также приводит к семиотической переоценке самой себя и создает предпосылки для перехода в динамическое состояние. Следует, однако, иметь в виду, что такое столкновение может производить и обратный эффект в случае, когда своя культура воспринимается как единственно «правиль­ная», а чужая — как «не-культура», между ними может возникнуть отноше­ние взаимной невосприимчивости, что приводит к замедлению темпа динами­ки изолированной культуры (случай, характерный для средневековых куль­тур). Сходный — парадоксально — эффект производит сравнительно редкий в истории культуры случаи, когда своя культура воспринимается как «не­культура», а чужая — как единственно «правильная» (такой подход свойст­вен, например, определенным кругам общества в Петровскую эпоху). В этом случае безнадежная попытка создать «совершенно новый» язык культуры также приводит к консервации и стабилизации традиционных семиотиче­ских систем. Так, создание «новой», европеизированной культуры во второй половине XVII — начале XVIII в привело к сверхустойчивости сохранив­шихся форм древнерусской культуры (старообрядческая традиция) и фольк­лора, который, видимо, между петровской реформой и 1861 годом не пере­жил никаких сколь-либо заметных изменений.

Только переживание «своей» и «чужой» культур как разных, но по-своему «правильных» (каждая в своей сфере) систем создает основу для взаимо­проникновения. Не случайна лингвокультурная восприимчивость Афанасия Никитина, предлагавшего «кто хочет пойти въ Ындѣйскую землю и ты остави вѣру свою на Руси да въскликнувъ Махмета да и пойди в Гундустаньскую землю».

4. Взаимодействие разных этапов одной и той же семиотической системы друг с другом может быть проиллюстрировано воздействием «взрослого языка» на «детский» и обратно. Столкновение систем с относительно боль­шим и малым алфавитами приводит к резкой трансформации усваивающей системы и ускорению темпа развития культуры в целом.

5. Столкновение семиотических систем, являющееся толчком для перехода в динамическое состояние, может иметь двоякий характер.

5.1. Как акт перевода — между транслирующим и принимающим язы­ками устанавливается соотношение относительной эквивалентности. Одно­временно обозначается и поле непереводимости. Усилие, необходимое для его преодоления, становится источником трансформации усваивающей си­стемы. Таким образом, сама затрудненность перевода становится импульсом развития.

5.2. Транслируемые  тексты  могут  накапливаться  в  воспринимающей системе в  непереведенном виде, сохраняя  положение  инородных  вкрапле­ний, не получающих осмысления в новом контексте или осмысляемых как целостный знак с неизвестным содержанием (сходный процесс может иметь место и внутри одной культуры, когда утрачивается некоторый языковой

контекст и вырванный текст попадает в инородное ему семиотическое окру­жение). Накапливание таких инородных текстов в конечном итоге приво­дит к семиотическому взрыву, в ходе которого они становятся свернутыми программами новых языков, получающих бурное развитие в теле усваиваю­щей культуры.

6. Структура культуры как многоуровневой семиотической организации с разнотипным кодированием и разной степенью упорядоченности, с вкрап­ленными в нее участками относительно автономных конструкций заклю­чает в себе внутреннюю неравномерность, являющуюся источником само­развития. В этом смысле внешне знаковые вторжения — показатель того, что данная культура перестала быть отдельным замкнутым целым, выступая как элемент внутренней неравномерности более сложного образования.

 

1974